Заблуждения убеждений. Услышать зов души в мире, одержимом счастьем - Джеймс Холлис

Совершенно естественно для сознания эго тянуться к образу, который рождается из тайны, потому что сама тайна остается скрытой, обитая в невидимом мире. Точно так же, как традиционная задача религии заключалась в том, чтобы отслеживать движение невидимого мира, когда он входит в мир видимый и формирует его погребальные покровы, такова сегодня и задача аналитика. Однако способность образа соединять нас с нуминозным со временем неизбежно истончается – особенно в результате повторения. Когда эта связующая сила деградирует, следующие поколения начинают фокусироваться на самом образе, а не на том, на что он когда-то указывал. Так возникает идолопоклонство. И чем больше мы институционализируем этот образ, тем дальше оказываемся от того источника, который когда-то наполнял его энергией.

Представьте себе Южный университет имени Зевса, футболки с Зевсом, кружки с Зевсом, катехизис Зевса. Часть всего этого рождается из искреннего стремления восстановить переживание того первозданного прикосновения к тайне, а часть – просто из желания заработать лишний доллар или драхму.

В 1977 году я сидел на лекции в Цюрихе и впервые услышал этот абзац, где Юнг задается вопросом: «Куда ушли боги, когда покинули Олимп?»[38] Какая потрясающая мысль! И кто вообще в двадцатом веке осмелился бы задать такой вопрос – и кому бы до этого было дело? Но ответ Юнга оказался еще более дерзким. Боги покинули Олимп и вошли в солнечное сплетение современности. Иными словами, теперь мы ищем старых богов в жаре нашей плоти, в тягостных ощущениях в животе, в тревогах сердца и так далее. Те древние энергии, которые когда-то принимали условную форму богов, по-прежнему живы и продолжают свои древние битвы. Сегодня мы называем эти волнения и внутренние стычки комплексами, неврозами, психосоматическими расстройствами, нарушениями личности и тому подобным. Некогда божественное царство превратилось в спорный ландшафт – пеструю смесь психоневротических нарушений. Когда эти первозданные энергии игнорируются, подавляются лекарствами или проецируются вовне, они обрастают патологией и выстраивают исковерканную территорию, которую сегодня пересекают фармакология и психотерапия.

Когда эта первичная связь рвется или разрушается, начинается чистый ад – все демоны вырываются наружу: зависимости, поиски кайфа любыми способами, идеологии, захватывающие сознание, внутренние конфликты, которые с трагической неизбежностью проецируются на ближних. И война продолжается. Никогда не спрашивайте человека, чего он больше всего боится или не осознает в себе, – он вас за это не поблагодарит, а скорее начнет подозревать, что вы сами и есть источник всех его бед.

Этот абзац оказался настолько богат возможностями для размышлений, что я решил сделать его основой своей дипломной работы в Институте Юнга, а позже – центральной темой моей книги «В поисках божественной обители: роль мифа в современной жизни». Возможно, это самая важная из всех моих книг – и одна из наименее читаемых, потому что само слово «миф» сегодня дискредитировано в глазах современного читателя. Ну кому в наше время интересны боги? Но я так и не смог забыть этот абзац и ту задачу, которую он доверил моей душе – душе человека, живущего в культуре, так далеко ушедшей от первого восхода, когда Зевс поднимался над грядой гор и освещал пенящиеся воды Эгейского моря.

Когда наши предки ощущали, что нуминозное ускользает, они резко повышали ставки. Если раньше достаточно было оставить на алтаре горсть кукурузной муки и питье для умиротворения капризных богов, то почему бы не принести в жертву саму деву-кукурузу – только что вырвав ее сердце из дрожащей груди? Ее рассеченное тело становилось жертвой – тем, что приобретало сакральный статус через торжественность ритуала и устремленные к высшему сердца паломников, стоящих перед каменным алтарем. Как отмечал Рене Жирар, ритуализация насилия убивает насилие сердца, и это умилостивление сохраняется на некоторое время, возможно, пока не потребуется следующий раунд. Неизбежно настойчивое и пытливое сердце вынуждено наращивать свои усилия, и отсюда – пыл и лихорадка фанатизма.

Дух современности – начавшийся на Западе, возможно, еще с Шекспира, где наш брат Гамлет впервые выступает как подлинно современный человек, остро осознающий свою внутреннюю раздробленность как источник беспорядка, – этот дух начинает тянуть за свободные нити той ткани, которая когда-то скрепляла культуру. Со временем нити распускаются, защитное покрывало падает на землю – и его просто затаптывают. И тогда человек вступает нагим в страну, где живут Владимир и Эстрагон Беккета, и садится среди обломков – ждать какого-то парня по имени Годо, который, как обычно, задерживается. И вот в эту пустую, зияющую эпоху время чаще всего заполняется либо бесконечным гудением: «На реках Вавилона мы сидели и плакали, когда вспоминали Сион», либо лихорадочной гонкой за тем, чтобы купить что-нибудь… да хоть что-нибудь.

Но занятый, тревожный ум тех, кто ждет, не умолкает ни на миг. Этот беспокойный ум заполняет пустые пространства множеством фантазий – каждая из которых несет на себе невидимый отпечаток своего проекционного источника. Мы не планируем свои проекции – они просто случаются, иногда под влиянием внешних событий, а иногда – под давлением внутренних напряжений. И вот наши субъективные содержания и внутренние схемы отправляются в мир, чтобы прицепиться к предметам, идеям, даже к людям. И когда эта архаическая энергия иссякает, она отступает – и боги умирают, нуминозное снова уходит в подполье, а человек может даже разлюбить. Исследователи культуры, мифологи и антропологи могут изучать те устойчивые узоры, которые оставили после себя эти проекции, и, двигаясь по ним в обратном направлении, составить своего рода раскрывающий Роршах-портрет психе – в конкретное время, в конкретном месте или в конкретном человеке.

Серен Кьеркегор давно нас предупредил: бог, которого можно назвать, – это уже не Бог. А Пауль Тиллих добавил: бог – это тот, кто выходит из-за спины бога, только что исчезнувшего. Потерять свою связь с нуминозным – значит оказаться в серьезной опасности, стать добычей самого пронзительного голоса или самого соблазнительного шепота, который говорит нам именно то, что мы больше всего хотим услышать. Проще говоря, наши теологии и наши институты неизбежно рассказывают больше о нас самих, чем о неуловимых богах.

В той самой книге 1912 года, «Символы трансформации», Юнг описывает, как наша психе действует автономно, выискивая и выбирая образы, которые на данный момент могут послужить мостом к нуминозному. Эти образы какое-то время работают как символы – то есть как трансформаторы, которые переводят либидо из инстинктивной сферы в сферу духовную. При этом духовная сфера не должна считаться чем-то высшим по сравнению с инстинктивной, потому что, как Юнг