Ледяное пламя Якова Свердлова - Роман Валериевич Волков

«Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов постановляет: Советская республика превращается в военный лагерь.

Во главе всех фронтов и всех военных учреждений Республики ставится Революционный военный совет с одним главнокомандующим» (323).

В это время в Кремле Виктор Кингисепп — член ВЦИК, следователь Верховного Ревтрибунала РСФСР — в последний раз допрашивает Фанни Каплан. На следующий день комендант Кремля Павел Мальков, верный человек Свердлова, получает устный приказ расстрелять Каплан без суда.

Аванесов предъявил постановление ВЧК: Каплан — расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.

— Когда? — коротко спросил тот.

— Сегодня. Немедленно (324).

Существовал ли в действительности документ, который Варлаам Аванесов якобы предъявил Малькову, или нет — по сей день остается тайной. Историки констатируют, что архивы пусты: «В протоколах заседаний Президиума ВЧК никаких сведений (постановлений) о расстреле Каплан не имеется. Мальков свидетельствует, что непосредственный приказ о расстреле Каплан он получил от Свердлова и Аванесова — руководства ВЦИК» (325). По всей видимости, Мальков после смерти Свердлова, не желая остаться крайним в этой истории, выдумал упомянутое постановление.

У Малькова возник резонный вопрос: если казнить Каплан немедленно, то нужно это сделать прямо сейчас и прямо в Кремле. Возить пленную эсерку по неспокойному городу — затея довольно рискованная и откровенно бессмысленная. Но что делать с ее трупом? На этот простой вопрос Аванесов не смог найти ответа. И сложившаяся ситуация, потребовавшая вмешательства человека, облеченного властными полномочиями, стала еще одним косвенным доказательством того, что за покушением на Ленина стояли отнюдь не эсеры.

Варлаам Александрович повторил Якову Свердлову вопрос Малькова: где хоронить Каплан? Тот в ответ жестко, раздельно произнес:

— Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа (324).

Пытаясь в дальнейшем выгородить себя, Мальков с головой выдавал своего шефа. Ох, как же был прав Яков Михайлович, утверждая, что партии жизненно необходимы умные и бесстрашные молодые кадры, готовые брать на себя ответственность в сложных ситуациях!

Интересен факт, что записки Малькова публиковались в двух редакциях. Первая называлась «Записки коменданта Московского Кремля», и там было упоминание свердловских слов об уничтожении тела Каплан, но во второй редакции книга называется немного иначе — «Записки коменданта Кремля», и в ней эти строки уже отсутствуют: «По моему приказу часовой вывел Каплан из помещения, в котором она находилась, и мы приказали ей сесть в заранее подготовленную машину.

Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, — собственноручно» (324).

Тело Фанни запихнули в бочку из-под смолы, облили бензином и подожгли. Так без суда и практически без следствия была уничтожена террористка, посягнувшая на жизнь вождя мирового пролетариата. На что это похоже больше: на горячо-эмоциональную месть коварной эсеровской злодейке или на хладнокровное заметание ложных следов в шитом белыми нитками деле о покушении?

С позиции вдохновителей гипотетического внутрибольшевистского заговора подобная спешка была весьма логичной и оправданной. Ведь на следующий день после расправы над Каплан стало ясно — Ленин выживет. Врачи давали оптимистичные прогнозы: самочувствие хорошее. Дышит свободно. Рука не беспокоит. Ночь провел спокойно (326).

Постановление Совнаркома от 5 сентября 1918 года развязало страшный красный террор по всей стране, унесший сотни тысяч жизней

Но пока эскулапы не давали Ильичу вставать с постели, новым первым лицам государства необходимо было успеть многое для закрепления перестановок во власти. Еще через день, 5 сентября, Совет народных комиссаров, председателем которого временно стал Свердлов, публикует новое постановление:

«Совет Народных Комиссаров находит, что обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью.

Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам» (327).

Расплывчатая формулировка «о прикосновенности» полностью развязывала руки борцам за власть рабочих и крестьян. Фактически открывалась прямая конфронтация с контрреволюционными силами. Ответная диктаторская реакция на убийство Урицкого и покушение на жизнь Ленина, которая носила название «красный террор». И наши современники единодушны в оценке того, на ком лежит основная ответственность за массовые показательные казни по классовому принципу без суда и следствия: «Яков Михайлович является одним из организаторов красного террора» (328).

В двадцатые годы о красном терроре говорить еще не стеснялись. Это уже в более гуманные годы после разоблачения культа личности власти начали ощущать некоторую неловкость в признании бесчеловечного уничтожения значительной части граждан нашей страны другими гражданами. И руководящую роль в этом людоедстве отцов революции, ставших своеобразными иконами чистых и светлых изначальных идей коммунизма, стали заметать под ковер. Но тем не менее совершенно вымарать из истории неприглядные дела Якова Михайловича было уже невозможно: «Фактически, Свердлов в гражданской сфере, а Троцкий в военной, определяли уровень необходимых репрессий» (329).

Владимир Бонч-Бруевич, давний и близкий соратник Ленина, отмечал, что органы государственной власти в сентябре 1918 года обрели полную автономность от главы государства: «Совнарком учился делать свое дело без своего гениального вождя.

— Вот, Владимир Дмитриевич, — сказал мне как-то Свердлов, — и без Владимира Ильича мы все-таки справляемся» (330).

По всей вероятности, Ленин получал сигналы от своих верных людей и о том, как ловко управляют его партией и государством Свердлов с Троцким, и о том, как молодые вожди наливаются уверенностью и властностью. Но до поры до времени Владимир Ильич был выведен из игры.

Тем не менее Свердлов не мог действовать абсолютно без оглядки на Ленина. Тем более что в обозримом будущем тот мог вернуть в свои руки всю полноту власти. Да и теперь для подобных радикальных решений в глазах партии требовалась легитимизация со стороны вождя. Итак, сразу после покушения Свердлов оказывается в Кремле одним из первых. И тут же он принялся убеждать всех присутствующих, что «у нас с Ильичем все сговорено», поспешив в тот же вечер занять рабочий кабинет Ленина. И сосредоточив в своих руках такую власть, каковую не концентрировал и сам Ильич: руководство Совнаркомом, ЦК партии и ВЦИК Советов (331).

К сожалению, никто не может доподлинно сказать, что происходило в Кремле в начале осени 1918 года. Можно лишь строить догадки на обрывках документальных подтверждений. И то — большой вопрос, какие из них являются подлинниками, а какие сфальсифицированы. Эту лакуну в архивах констатировал профессор Михаил Ирошников еще в 1974 году: «До сих пор, к сожалению, не обнаружен, по-видимому, также не сохранившийся ряд протоколов ЦК партии, относящихся к лету (с 20-х чисел мая до 16 сентября) 1918 г. Вполне очевидно, что