Виктор Черномырдин: В харизме надо родиться - Андрей Вячеславович Вавра

А. К. А в чем суть претензии? Он что, мешал сильно?

А. Ш. В реальности, я думаю, он им вообще не мешал, но тэковское лобби было самым сильным, и они хотели своего человека.

А. К. С которым можно было разговаривать и объясняться по-свойски, а этот Лопухин… Наше правительство было группой технократов тире академических ученых. И в этой связи, когда аргумент, с одной стороны, производственный, а с другой стороны – общетеоретический, это раздражает, естественно, нефтяных генералов. И я думаю, Лопухин бесил их своими манерами… Лопухин раздражал, Авен раздражал, я раздражал. Лопухин раздражал менторской манерой. Он же с самого начала продемонстрировал им, что он большой знаток всего этого нефтяного дела, энергетики…

Этот гениальный мальчик пришел работать министром и всех стал поучать. Я так понимаю, что у генералов появилось желание его убрать не из-за того, что они не согласны были с ним, а из-за манеры общения».

Тэковцы не признавали легитимность Лопухина как руководителя отрасли. А еще этот психологический момент – менторский тон, поучения, академичность изложения. В этом плане у ЧВС обстояло все нормально: он был признанным лидером отрасти, на практике изучившим ее с самых низов. А уж опыт общения с хозяйственными руководителями у него, прошедшего школу горкома и ЦК, был огромный.

Лопухин все делал правильно, полагали реформаторы, а вопросы психологии, межличностных отношений только мешают нормальным экономическим процессам. Словом, тот самый технократический подход, не учитывающий человеческий фактор: главное – правильно поставленная задача, выбор необходимых средств и дорожная карта. Психология – это помеха. Песок, попавший в шестеренки управленческого механизма.

Вот тебе и песок…

Как полагает Евгений Гонтмахер: «Лопухин стал слишком уж резко ломать ситуацию. А там большие деньги. Думаю, Ельцину та сторона – красные директора – объяснила, что если дальше так пойдет, то мы и без энергетики останемся. А ТЭК был единственным источником денег, которых катастрофически не хватало».

* * *

После совещания Ельцин позвонил Гайдару: извинился, что не проинформировал. Гайдар тогда задумался об отставке.

Назначение Черномырдина в правительство произошло действительно как-то уж совсем некрасиво. Ельцин совсем не по-аппаратному уволил Лопухина, слишком уж театрально. ЧВС, хорошо изучивший все аппаратные игры, безусловно, сразу должен был понять, по каким правилам здесь играют…

Таким образом, личное знакомство ЧВС с Гайдаром случилось при достаточно неприятных обстоятельствах. Вины Виктора Степановича в этом не было, так получилось.

А заочное знакомство ЧВС с Гайдаром произошло в 1989 году. В журнал «Коммунист», где Гайдар в то время возглавлял экономический отдел, пришла информация от сотрудника госаппарата о готовящемся важном постановлении. Речь шла о строительстве пяти нефтегазохимических комплексов в Западной Сибири. Затраты на эти комплексы в несколько раз должны были превысить средства, израсходованные на строительство БАМа.

В январском номере журнала в опубликованном обзоре «Хозяйственная реформа. Первый год» Гайдар написал о безответственно иррациональной трате денег: «Речь идет о создании целой серии крупнейших нефтегазохимических комплексов в Тюменской области… Предстоит затратить миллиарды долларов… Проект сопоставим только с предполагавшимися затратами на переброску рек, однако понятно, что реальные затраты, как всегда, окажутся в несколько раз больше». При этом у проекта еще не было технико-экономического обоснования, не определен источник финансирования…

20 февраля 1989-го, через два дня после заседания Политбюро, на котором Горбачев требовал отказаться от нерациональных расходов, в редакцию «Коммуниста» пришло письмо за подписями министров газовой, нефтяной, химической, нефтеперерабатывающей и нефтехимической, медицинской и микробиологической промышленности, а также министра по производству минеральных удобрений. Первой в списке стояла фамилия Черномырдина.

Они ссылались на решения съезда партии, слова Горбачева и Рыжкова о развитии регионов и энергоемких производствах. Называли Гайдара подстрекателем, рисовали картины строительно-монтажных работ аж до 2000 года, пугали валютными потерями и падением престижа страны.

Гайдар ответил детально – со статистикой отставания сроков строительства в тех отраслях, министры которых подписали письмо, на 5–7 лет. Указал, что за десятки лет освоено немногим больше половины выделенных средств. В свете этих фактов трудно отделаться от впечатления, что новые многомиллиардные ассигнования потребовались ведомствам прежде всего для того, чтобы прикрыть провалы в использовании полученных ранее средств и избежать за это ответственности. Еще он привел цифры по неиспользуемому оборудованию, закупленному за валюту, плюс проценты, выплачиваемые Внешэкономбанком СССР за кредиты на его покупку.

3 ноября 1989 года Политбюро уступило давлению нефтегазового лобби и приняло решение о строительстве нефтегазохимических комплексов в Тобольске, Сургуте и Новом Уренгое. Спустя неделю решение было оформлено постановлением Совмина – несмотря на отрицательные оценки проектов Государственной экспертной комиссией Госплана Союза, Госстроя СССР и Внешэкономбанка, предупреждавших о рисках роста внешней задолженности страны. Одно успокаивало – денег на этот мегапроект у государства все равно не было.

И хотя, как вспоминает Гайдар, «с Виктором Степановичем Черномырдиным в ходе последующей совместной работы этой истории мы никогда не касались», при имени ЧВС, понятно, сразу же всплывал этот эпизод, поставивший на нем клеймо типичного лоббиста бессмысленных мегапроектов, человека отживших экономических взглядов.

…На Старой площади Черномырдин занял кабинет А. Бирюковой. Той самой, которая на заседании Президиума Совмина напутствовала его реформу газовой отрасли словами: «Если что – да мы с него голову снимем!»

2.3. Страсти по премьеру

Сосуществование исполнительной и законодательной власти практически с самого начала реформ не было мирным. Правительство подвергалось постоянному давлению. Не прошло и полгода его работы – с конца весны 1992 года, – как Гайдара «заставили во многом пойти на уступки», Центральный банк полностью вышел из-под контроля, Верховный Совет начал проводить «параллельную» экономическую политику. Федеральный бюджет утверждался Верховным Советом, и депутаты могли как вписать в него любые расходные статьи, так и вычеркнуть те статьи, которые предлагало правительство. Чем они и занимались. Одним словом, «финансовая стабилизация, по существу, была сорвана уже при Гайдаре».

Критики правительства присвоили себе имя «патриотов». В апреле 1992 года накануне VI съезда народных депутатов (СНД) на собрании оппозиционного конгресса гражданских и патриотических сил выступил вице-президент А. Руцкой. Он претендовал на среднюю линию, но раздалась и критика «инфантильности, капризов и необдуманных действий» правительства: «прыжок в рынок… это прыжок в пропасть».

VI СНД оказался предельно конфликтным. Главная тема – экономическая реформа и судьба правительства. Были озвучены требования восстановить управляемость народного хозяйства, реставрировать государственный социализм. Гайдар, выступая на съезде, вынужден был признать, что «масштабы повышения цен… оказались большими, чем мы предполагали, а падение уровня жизни – более резким».

Президента пока старались не трогать. Главной целью