«Практический работник» Георгий Маленков - Андрей Константинович Сорокин
4 августа завершило свою работу Всебелорусское совещание председателей колхозов, на котором Яковлев обстоятельно рассказал о вредительстве польских шпионов в Белоруссии и о мерах по ликвидации последствий этого вредительства»102.
5 августа Маленков выступил на собрании актива Минской городской парторганизации, где зачитал постановление ЦК о руководстве компартии Белоруссии и прокомментировал его. «Польским шпионам, – заявил он, – удалось захватить руководящие посты и в ЦК Белоруссии… Напакостили эти враги народа здесь, в Белоруссии, очень много, ибо вредили они не один год, ибо вредили они во всех отраслях работы»103. В связи с массовыми арестами Яковлев до 11 августа будет единолично руководить партийной организацией Белоруссии. Кадровые чистки в целом завершатся (но не прекратятся совсем) с приходом на пост первого секретаря ЦК компартии Белоруссии П.К. Пономаренко, заместителя заведующего ОРПО, которым, напомним, был сам Маленков. Шаранговичу, Голодеду и Червякову навесят ярлыки «польских шпионов». Руководитель комиссии ЦК, выезжавшей в Белоруссию, Яковлев, тоже закончит жизнь под катком Большого террора. В октябре 1937 он будет арестован, в июле 1938-го – расстрелян.
По совпадению или нет, но в этот же день, 5 августа, Ежов выпустил печально знаменитый приказ по НКВД № 00447. Приказ гласил: «Приказываю с 5 августа 1937 года во всех республиках, краях и областях начать операцию по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников».
Согласно этому приказу репрессированные были поделены на две категории. К первой относились «наиболее враждебные элементы», подлежавшие немедленному аресту и расстрелу. Все остальные «враждебные элементы» подлежали аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет. Приказом также были определены лимиты для репрессий по республикам, краям и областям. Приговоры должны были выноситься специально создававшимися внесудебными органами – тройками104.
В июле 1958 года на заседании Комиссии партийного контроля Маленкову предъявят обвинения по «белорусскому делу». Один из наиболее известных деятелей процесса реабилитации О.Г. Шатуновская скажет: «Вы приехали 18 июля, а 21 июля Сталину даете такую шифровку: “…ночной передопрос арестованных установил, что Гуревич (нарком внутренней торговли) состоял членом контрреволюционной организации и хлебные очереди организовывал по ее поручению. Вчера Гуревич по нашему предложению арестован…” И дальше: “Разрабатываем мероприятия по ликвидации вредительства, организуем передопрос ряда лиц, ранее арестованных с целью выявления, нет ли какого-либо “запасного центра”. Вы еще не установили, есть ли там антисоветский центр, и уже намереваетесь открыть “запасной центр”. Это ваша шифровка?» – «Наверняка была директива арестовать, – ответит Маленков, – что, разве без Сталина действовали?» В целом ряде конкретных случаев Маленков будет повторять: «Извращения были, я не хочу снимать с себя ответственности»; «Я это не отрицаю, если при проверке выяснилось. Возможно, такой факт был»; «Не хочу оспаривать» и пр. Не обошлось, конечно, и без ссылок на отдаленность событий по времени, плохую память и т. д.105 Приглашение в комнату, где проходило заседание, участников событий тех лет вызвало спонтанную реакцию Маленкова: «Зачем сюда свидетелей? Зачем это надо?»
Секретарь Полоцкого окружного комитета партии и член ЦК компартии Белоруссии Лихачев в деталях расскажет об обстановке на пленуме и после него, исключая свою личную историю. По его мнению, он тогда избежал ареста только потому, что туда его направлял Маленков и «ему неудобно было меня пока исключать из партии». Очная ставка подтвердит его слова. «Я полностью согласен с тем, что товарищ здесь рассказывает», – признает Маленков106. Инструктор Отдела печати ЦК Лукьянович расскажет о том, что Маленков развернул работу и на местах с целью «расчистить осиные гнезда вредительства».
Районы делились на группы по 5–6 районов, куда по заданию Маленкова выезжали специально подготовленные «специалисты» под предлогом проверки состояния дел в партийной организации. Собирали бюро райкома. Направленный Маленковым инструктор информировал собравшихся о членстве секретаря райкома в контрреволюционной организации, которую возглавляли Голодед и Шарангович. Далее сообщалось, что есть мнение исключить секретаря райкома партии из ВКП(б). Тут же проводилось голосование с заранее известным результатом. «После того как исключили секретаря райкома, переходили к председателю райисполкома. Прямо ставился вопрос – то, что творил секретарь райкома, не мог не знать председатель райисполкома, он же член бюро. Есть мнение исключить его из партии. Кто против? Нет. Принимается…» И далее по цепочке. Бывало так, «что некому было сдать печать райкома партии»107. Заместитель председателя Совмина Литовской ССР П.А. Левицкий сообщит о «волне арестов, которая охватила интеллигенцию – писателей, поэтов и т. д. и т. п. Все это происходило по установке Маленкова». Левицкий подчеркнет, что когда они «привлекали отдельных работников органов государственной безопасности и НКВД к партийной ответственности за физическое избиение и убийство арестованных коммунистов… то все работники органов НКВД ссылались на то, что инструкции о применении физических мер воздействия были получены от т. Маленкова». И далее: «Если бы это подтверждалось 1–2—3—4 товарищами, это могло быть опровергнуто, но когда прошли десятки людей и подтвердили, что это было, то это действительно была правда»108. Маленков, конечно, и в этом отношении действовал в соответствии с инструкциями, полученными в Москве. В январе 1939 года Сталин направил секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий, наркомам внутренних дел, начальникам УНКВД шифротелеграмму. В ней содержалось разъяснение, что «применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 г. с разрешения ЦК ВКП». Таким образом, Сталин решил вывести функционеров НКВД из-под удара со стороны местного партийного руководства. Причем будет специально подчеркнуто, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, правда, «в виде исключения, как совершенно правильный и целесообразный метод»109.
Председательствующий на заседании Шверник спросит: «Ну как, т. Маленков, довольно этих фактов?»
Маленков: «Я не отрицаю. Мне и из этого ясно».
Левицкий, однако, на этом не закончит и подчеркнет: «…то, что началось в 1937 г., продолжалось до 1950 г…с благословения т. Маленкова».
Шверник: «Если вы сомневаетесь в чем-либо, то тогда мы продолжим?»
Маленков: «Я не вижу оснований не верить товарищам»110.
«Ярославское дело»
В мае 1937 года по запросу Маленкова областное управление НКВД представит справку «О положении в Ярославской области». Справка была подготовлена в качестве основания для «очистки» руководства области от нежелательных элементов; работу над ней завершат за неделю до проведения в Ярославле областной партийной конференции. В отношении руководства партийными организациями в справке отмечались серьезные недочеты, указывалось на «напряженное» состояние деревни, был сделан акцент на большом количестве вскрытых органами «контрреволюционных формирований». В качестве главных
