Агнес - Хавьер Пенья

частью меня, она об этом знала и ровно по этой причине так все и устроила. Та книга входила в список рекомендованной литературы по моему курсу, который я читал в университете. Я требовал от своих учеников ксерокопировать книжку: если экземпляр попадался мне на глаза на столе у какого-нибудь бедолаги, тому бедолаге был обеспечен пролет. Я объяснил, что авторские права на книгу частично принадлежат моей бывшей жене и я не хочу, чтобы она увидела хоть один евро из роялти. Студенты встретили мое признание веселым оживлением. На итоговом экзамене, рассуждая о нелюбви и разводах, они не раз поминали и мою книжонку, и мою бывшую. Признаю, прочитав их пассажи, я сперва пришел в дикую ярость, но со временем эта история в истории начала меня забавлять.

Любопытно, что вы упомянули историю в истории, потому что у меня сложилось впечатление, что как раз это и является темой данной биографии.

Но, Агнес, разве это не является темой любой биографии?

Отрывок из дневника Агнес Романн

Сантьяго-де-Компостела, декабрь 2019 года

Я никогда не задумывалась над тем, что является темой биографии; последний вид деятельности, который я могла для себя вообразить, это труд биографа, ведь я не мастак по части задавания вопросов, да и откровенничать со мной никто не рвется. Помнится, когда я заявила матери, что хочу изучать журналистику, она взглянула на меня с выражением лица типа «ох, заткнись», ровно тем, которым, должно быть, злоупотребляла Кэти в общении с Форетом. «Ты хорошо подумала, Агнес?» — спросила мать, и этот ее скептицизм развеял последние сомнения, если те у меня еще оставались.

Именно мать и вложила мне в руки роман Луиса Форета, и случилось это в 2014 году, в День царей-волхвов[9]. Роман назывался «Шахрияр», и не могу сказать, что это была любовь с первого взгляда: я прочла его лишь спустя два с лишним года, хотя, когда все же я в конце концов до него добралась, книга понравилась мне больше, чем я могла ожидать. Читать его немедленно я не стала сразу по нескольким причинам. Во-первых, книгу подарила мне мать, а она, скажем так, вовсе не тот человек, которого я по своей воле выбрала бы себе в качестве литературного гуру, она, скажем так, вообще не тот человек, которого я выбрала бы себе хоть для чего-нибудь на этом свете, однако же она оказалась именно той, кто выплюнул меня в этот мир: чпок — и вот ты уже здесь, Агнес Романи, справляйся теперь сама. Или нет, даже и этого ведь не было; в принципе, было бы неплохо, если б она оставила меня справляться самой, но нет, в этом случае моя мать не была бы собой. Мать скорее напоминает летучую мышь, что рожает дитя в положении вниз головой, и если новорожденный не уцепится за мамашу крыльями, то просто повиснет на пуповине, однако в любом случае удобная поза исключена и перегрызать пуповину придется в конце концов самому. Ну нет, мать моя ни в коем случае не предоставит мне возможность справляться самой, и это при том, что вообще-то у меня до хрена того, с чем следует справляться, однако она специализируется скорее на том, чтобы открывать несуществующие проблемы, чем закрывать реальные: мать сообщает, что мне не помешало бы сделать лазерную липосакцию «ушек» на бедрах, ведь джинсы сидят на мне так плохо — просто катастрофа, при этом она ни слова не скажет о кривых мизинцах и шинах, которые она не сочла нужным мне наложить, — она заявляет, что оплачивала мне обучение вовсе не для того, чтобы я застряла в этом журнале, что мне следовало бы работать как минимум в «ABC-Культура», на что я отвечаю, что стремлюсь к тому, чтобы меня читали те, кому меньше девяноста, а она отвечает, что у нас и у самих старость не за горами, я тоже когда-нибудь состарюсь, а я цежу сквозь зубы «ну да», при этом надеясь, что не стану такой старой летучей мышью, как она.

Свой первый дневник я начала писать еще подростком, озаглавив его «Мои дни с Летучей Мышью» и сделав все возможное, чтобы мать никогда его не нашла; позже, когда мне стукнуло двадцать один, я сказала матери, что, если она хочет, я заведу ей аккаунт в «Твиттере», потому что неплохо бы не терять связь с миром, предотвратить Альцгеймер и всякое такое, и в тот момент я ощутила себя супердочерью, мне вообще иногда удается ощущать себя супердочерью, только это быстро проходит, потому что ей неизменно удается лишить меня воодушевления; в тот день, когда я спросила у нее, какое имя пользователя она хочет взять, она сказала: «Летучая Мышь», и мои кишки совершили кувырок точно так же, как на нашем редакционном ужине в тот самый момент, когда появился шеф, а я пела о карусели; я настоящий профи, если надо с размаху сесть в лужу, например, как в тот раз, когда меня пригласили на вечеринку-сюрприз в честь Пьера, парня из отдела моды, и все приглашенные ждали его появления у него в квартире, сидя в потемках, чтобы громко заорать «сюрприз!», — мне это всегда казалось довольно глупым, ведь он знает, что у него день рождения, так что сюрприз — не совсем сюрприз, куда больше смысла в таком мероприятии было бы в том случае, если б за диваном сидели не мы, а налоговый инспектор, но хотя за диваном и не было никакого налогового инспектора, к тому времени, когда пришла я, там было уже полно народу, и мне сказали: «Поищи себе лучше другое местечко, сюда ты не поместишься», — прям как дети в уборной из «Списка Шиндлера»; в общем, все прятались гуртом, а я терялась в догадках, что же делать; «Он уже идет, — говорили они, — сейчас будет», ну я и бросилась за фикус, но даже согнись я в три погибели, он все равно укрыл бы меня только по шею, а они опять говорят: «Он уже близко, уже в лифте, лифт поднимается», а я, чувствуя себя за фикусом посмешищем, стала подыскивать другое место, но сдалась, когда дверь начала открываться, ну и оперлась о стену; но вот чего не заметила, опершись о стену, так это того, что как раз на той стене выключатель, и в результате свет зажегся как раз в тот момент, когда входил Пьер, ну и он всех нас сразу и увидел, с совершенно дурацкими