Агнес - Хавьер Пенья
Мать моя бывает очень и очень скрытной, она на меня даже не посмотрела, говоря «Назови меня Летучей Мышью», она обронила это так небрежненько, как ни в чем не бывало, словно тот налоговый инспектор, что спрятался за диваном, вылез и давай проверять у тебя счета, вместо того чтобы объяснить, с какой это стати он к тебе заявился, как агент КГБ, сам, дескать, знаешь, что натворил; ну так вот, мать принялась разглядывать что-то в своем мобильнике, держа его на расстоянии восьми сантиметров, потому что мать моя почти слепа, как те же летучие мыши, про которых говорят, что они слепые, или как Шахрияр; по словам Форета, другое дело, что мать вполне могла бы решить эту проблему, надев очки, но она не хочет носить очки, потому что думает, что они ей не идут или старят. И да, вообще-то я знаю, что летучие мыши совсем не слепые, потому что я проглотила прорву документальных фильмов о животных перед вечерней сменой в редакции, но ведь я журналистка, и всем нам иногда приходится жульничать в стремлении приукрасить действительность.
— Ладно, значит, Летучая Мышь, — сказала я, не углубляясь в мотивы.
— Да, Летучая Мышь, и не вижу в этом абсолютно ничего плохого, — обронила она, практически в прямом смысле слова не отрывая глаз от экрана мобильника.
— Ничего. Разве кто-то сказал, что есть что-то плохое? А для профиля тебе поискать фотку летучей мыши или картинку?
И вот пожалуйста: ее профиль с изображением летучей мыши за четыре тысячи долларов с сайта «Саатчи и Саатчи», хотя на самом деле его пользователь больше не @murcielaga, теперь это @murcie laga4, ведь аккаунт уже трижды блокировали из-за контента: разного рода комментариев, оскорбительных и расистских, и бог знает чего еще, и это, кстати, меня нисколько не удивляет, потому что чаще всего я сама на нее и доносила.
Я-то думала, что аккаунт в «Твиттере» расширит ее горизонты, но получилось все с точностью до наоборот; самым большим абсурдом из всего, что я так и не смогла в своей жизни предвидеть, оказался тот факт, что моя мать стала твиттерчанкой. У нее пять тысяч френдов, раз в двадцать больше, чему меня, и она входит в число самых популярных твиттерчан-фашистов. Но самое поразительное то, что «Твиттером» пользоваться мать не умеет. Она просто все ретвитит: напишешь ей, например: «Привет! Добрый день!» — и она тут же это перепостит; напишешь: «Слушайте, вы просто пургу гоните» — она и это ретвитит, и так несколько сотен идиотских твитов за день, да черт возьми, я-то пишу в журнал репортажи, которые никак не обвинишь в отсутствии достоинств, и при этом мне не удается завести подписчиков: едва на меня подписавшись, через три дня отписываются, а меня просто наизнанку выворачивает оттого, что у нее-то число подписчиков каждый день растет. Я, наверное, спать не смогу спокойно, пока не переплюну свою мать в количестве фолловеров. А поскольку достижение этой цели представляется мне невозможным, я продолжу жаловаться на ее аккаунт — до тех пор, пока его окончательно не закроют.
Дело в том, что именно в «Твиттере» мать впервые прочла о Луисе Форете, именно там ей рекомендовали «Шахрияр», вот она и подарила мне эту книгу на День волхвов, так что вам будет несложно себе представить, почему подарок Летучей Мыши и ее друзей-приятелей по социальной сети не вызвал во мне энтузиазма.
— В «Твиттере» увидела — роман стоящий.
— А-а-а, спасибо.
— Тебе не нравится? Если нет, можешь поменять на другой.
— Нет, нет, выглядит симпатично, — сказала тогда я, проводя пальцем по краям страниц, промелькнувших перед глазами стремительным веером.
Среди множества моих недостатков есть и такой: я никогда не меняю подарки, как бы они меня ни раздосадовали: я оставляю джинсы, которые не удалось натянуть на бедра; если у меня уже есть книга или диск, я мирюсь со вторым экземпляром; каким-то косвенным образом это, наверное, связано с тем, что мне лень возиться с подарочными чеками и процедурой возврата, да еще и думать, что я хочу взамен, вот, пожалуй, почему я бы предпочла, чтобы мне вообще никто ничего не дарил, хоть и не могу отрицать, что подарки все же имеют светлую сторону, приближая тебя к тому, на что в противном случае ты бы никогда не натолкнулся, как, например, на Луиса Форета.
В месяцы, последовавшие за подаренным матерью романом «Шахрияр», мне повсюду стали попадаться на глаза книги Форета, что подвигло меня засунуть его роман в самый дальний угол квартиры, потому что я из тех, кто не читает модные книги по той простой причине, что они сделались модными. Мой тогдашний парень, а он был малость чокнутый — ему не нравилось, когда девушки пьют, — сказал, что это от зависти, что я была бы не прочь, чтобы так трезвонили о моей собственной книге, кстати, в этом он, возможно, не был совсем неправ, но, разумеется, вообразить тогда, что существует некая книга авторства Агнес Романи, было бы еще большим абсурдом, чем вообразить мою семидесятилетнюю мамашу в роли завсегдатая «Твиттера» с пятью тысячами подписчиков.
В общем, никто бы не удивился, если бы я так никогда и не прочла Луиса Форета, но в тот день, когда меня бросил мой малость чокнутый парень, которому не нравилось, когда девушки пьют, я схватила экземпляр «Шахрияр», причем схватила с одной-единственной целью: держать что-то в руках и не размазывать тушь по щекам, и почти против воли начала читать, и вот что я скажу, иногда это, пожалуй, даже к лучшему, делать что-то против воли, потому что я роман не прочла, а проглотила, причем дважды, а потом вышла другая книга Форета, а потом еще одна, и вот я уже пишу его биографию, не так ли?
Если же начать думать обо всем этом в терминах самого Форета, то можно сказать, что не вступи я тогда в спор с шефом, сейчас не писала бы его биографию; а не прочти я книги Форета, не стала бы спорить с шефом;
