Ледяное пламя Якова Свердлова - Роман Валериевич Волков
Если оратор видел, что кто-то из слушателей недоумевающе чешет голову, силясь понять новые термины, он объяснял это на самых простых жизненных примерах. Агитировать за социальную справедливость аудиторию было не нужно. В камере № 7 сидело около 25 «массовиков» — рабочих и крестьян, впервые угодивших за решетку во время массовой демонстрации. Чем думали чиновники тюремного ведомства, помещая вместе с матерыми рецидивистами-агитаторами неопытных и, в общем-то, невинных политических преступников? Но в подсушенный царской властью хворост тюремщики буквально своей же рукой бросали искру революционного протеста.
«И когда он, подняв вверх на уровне головы правую руку с вытянутым указательным пальцем, закончил восклицанием: „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“ — раздались общие дружные, как в театре, аплодисменты. Я вспомнил, как он так же заканчивал свои речи в городском театре в 1905 году», — писал в мемуарах Парамонов. Заключенные вставали с нар, подходили к Свердлову, хлопали одобрительно по плечу, восклицая: «Дело ты говоришь, парень! Толково излагаешь!» (108)
Это был момент триумфа. Яков Свердлов, находясь за решеткой в ожидании сурового приговора, одержал верх над многомудрым и лукавым полковником Петровым. Борьба никогда не остановится! Ни расстрелы, ни «столыпинские галстуки», ни каторга, ни вечная ссылка в сибирское Приполярье не заставят большевиков отказаться от идеи революции и полной перестройки общества.
Между прочим, Анатолий Парамонов в тот день речь Свердлова законспектировал. Он умудрился сберечь тетрадку с записями во время всей отсидки. А потом в 1910–1911 годах он прямо дословно воспроизводил авторскую аранжировку Карла от Якова. У рабочих Каслинского завода восемнадцатилетний Толик имел немалый успех: «Бойкий на язык какой, малец. Да ведь и толковый, к тому же!» — одобрительно кивали здоровяки-металлурги. В общем, знакомство со Свердловым дало Парамонову первый толчок в его весьма яркой и успешной партийной карьере (109).
Прыткий и любопытный подросток постоянно отирался в камере близ Якова. Толику до всего было дело. А больше всего его интересовало то, что читал Свердлов. Благодаря его описанию мы знаем, что у непримиримого борца с режимом было немало, по нынешним меркам, экстремистской литературы. Всегда под рукой у Якова Михайловича при себе был первый том «Капитала» Карла Маркса. По недоразумению он был пропущен и разрешен к печати царской цензурой еще в 1872 году. Ровно по тому же недоразумению эта книга кочевала со Свердловым по всем тюрьмам и ссылкам. Сокамерники Якова уверяли в воспоминаниях: «В какую бы тюрьму или ссылку ни бросало Свердлова царское самодержавие, эта книга всегда была с ним, с нею он не расставался ни при каких условиях» (105). Удивительное благодушие тюремного ведомства, непостижимое!
Парамонов утверждал, что в тот период Свердлов читал много экономической и философской литературы. Вспоминал, что видел среди авторов Г. В. Плеханова, Н. А. Рожкова, М. И. Туган-Барановского, Карла Каутского, Франца Меринга, супругов С. и Б. Веббов, Ф. К. Сологуба и Эрнста Маха. Свидетельствовал, что Яков не был зашоренным большевистским сектантантом, а равное внимание уделял и теоретикам других движений. Он даже с интересом изучал взбесившую Ленина книгу бывшего ближайшего соратника вождя — «Эмпириомонизм» А. А. Богданова. Публикация третьего издания книги привела к тому, что Александр Александрович лишился статуса вице-лидера партии. Ильич тогда, по его собственному признанию, «озлился и взбесился необычайно» и послал своему заму-ренегату «объяснение в любви письмецо по философии в размере трех тетрадок». В общем, Свердлов сам определял, что ему читать, не следуя политической моде и генеральному курсу партии.
Парамонов вспоминал, что Яков Свердлов непременно делился с сокамерниками упрощенными версиями пересказа прочитанного. Большинству из сидельцев не стоило и мечтать прочесть и осознать хотя бы одну-единственную книжку. А так они получали познавательное яркое представление, в ходе которого можно было поговорить за жизнь с оратором и соседями. В энергичном юноше таилась немалая харизма и недюжинный талант оратора. Анатолий Парамонов об этом говорил просто: «Свердлов не был бы Свердловым, если бы и в тюрьме не вел пропагандистской работы» (16).
В то же время в камере № 7 произошло удивительное событие, сохранившее для потомков атмосферу того лета-осени — когда революционеры должны были пасть духом, но обрели новую надежду. Одним из слушателей «тюремного университета» Свердлова был молодой рабочий Вася Щербаков, вступивший в ряды РСДРП годом ранее. Он и рассказал потом ту романтическую историю: «Был, правда, у нас один художник — так он все зарисовки делал. Это студент Вологдин» (92). Монтер пермской электросети и университетский вольнослушатель тоже был одним из «массовиков». Первая же демонстрация, в которой Валентин Вологдин принял участие, несчастливым образом привела его на несколько месяцев в тюрьму. На воле у него была невеста, Маша Теплоухова — смелая и очень преданная ему девушка. Она почти каждый день приходила навещать Валю — точно так же, как сестренка Сарра бегала в тюрьму к Яше тремя годами ранее.
Свердлов, как и вся камера, с волнением следил за развитием романа. И однажды он завершился настоящим чудом. Маша явилась на свидание в платье невесты. В тот день Вологдин и Теплоухова обвенчались в тюремной церкви. Камера весь день напролет распевала революционные и веселые народные песни — это был единственный доступный арестантам способ отпраздновать свадьбу своего товарища. А Яков Свердлов попросту лучился от счастья. И это была не просто радость за молодых, но и торжество осознания того, что тюрьма не может сломить дух истинного борца. Пока жизнь продолжается, будет жить и дело революции!
Та самая знаменитая тюремная фотография работы Валентина Вологдина. Пермь, тюремный замок, 1906 год
Молодая жена сделала мужу поистине роскошный свадебный подарок. Марьюшка Федоровна принесла Валюшке двухфунтовую пачку прекрасного китайского чаю — во все времена это было самым ценным в российских тюрьмах. Тюремщики даже умилились: «Во гля, молодайка-то, не скупится для муженька. — Дождется, думаешь? — Такая может и дождаться, хорошая бабенка!» В камере Валентин распаковал посылку и отряхнул от крупных чаинок увесистый сверток. Внутри была фотографическая камера «Кодак» и несколько пластинок к ней. Для художника-самоучки это был поистине роскошный подарок (92).
Так и была сделана эта удивительная фотография. В центре нее сидит Яков, устремив в объектив горящий взор. Вокруг — молодые «массовики», слушатели его лекций и, пожалуй, вполне себе организованный коллектив. Это, конечно, не партийная ячейка с железной дисциплиной и субординацией. Но вполне очевидно, что Свердлов находится на сильной лидерской позиции
