Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 2. «О дивный новый мир…», 1945–1953 - Андрей Константинович Сорокин

иностранных дел Великобритании Ф. К. Робертса, целью которых было представить взгляд трех держав на события вокруг Берлина, подтвердить «свое неоспоримое право на оккупацию Берлина… от которого они ни под каким принуждением не откажутся», и выяснить «позицию советского правительства и его, т. Сталина, точку зрения…» Сталин коротко и ясно представит советский взгляд на текущие события, подчеркнув, что «у нас вопрос о Берлине связан с вопросом о Германии». В ходе беседы Сталин признает, что в Берлине советской стороной «было применено давление. Но оно было вызвано тем давлением, — объяснит Сталин свою позицию, — которое оказала Лондонская конференция»[140]. В ходе беседы он будет несколько раз возвращаться к этой теме, рефреном проводя мысль: «Кто на кого давит — это вопрос: трое на четвертого или четвертый на троих»[141]. Среди аргументов, объясняющих блокирующие мероприятия, Сталин выделит два: «это Лондонское совещание и особенно денежная реформа», проведенная в Западной Германии. После решений Лондонского совещания о создании ФРГ со столицей во Франкфурте-на-Майне, укажет советский вождь, «право трех держав держать свои войска в Берлине потеряло юридическую почву», поскольку «Берлин перестал быть столицей Германии». Отметая претензии западных союзников, Сталин подчеркнет: «…но у советского правительства нет желания вытеснить войска союзников». «Все мероприятия, которые были предприняты по линии ограничения транспорта, связаны с тактикой нашей обороны, — продолжит советский руководитель, — против вторжения валюты в Берлин и тактикой раздела Германии на два государства… Берлин не может быть экономически и территориально оторван от окружающих его экономических районов… С этим нужно покончить. План возникает сам собой: отменить особую валюту в Берлине с тем, чтобы во всей советской зоне существовала одна валюта до того момента, пока четыре державы не договорятся о единой валюте для всей Германии». Кроме того, по мнению Сталина, следовало приостановить действие решений Лондонского совещания, «пока представители четырех держав не сойдутся, не поговорят и не придут к общему соглашению. Если же решения Лондонской конференции будут проводиться в жизнь, тогда не о чем будет говорить. Мы не создаем германского правительства в восточной зоне, и трем союзным государствам не следовало бы создавать правительство для Западной Германии… если союзникам удастся, когда они встретятся, создать одно правительство для Германии, то все вопросы о Берлине и другие вопросы снимутся. Если не удастся этого достичь, то восточная и западная зоны будут развиваться по-разному». Все три западных переговорщика пообещают Сталину предложить своим правительствам «принять такое решение о валюте, которое устроит советское правительство». Сталин в ходе беседы предложит и повестку дня предстоящего совещания четырех держав по Германии, которая включит пять вопросов: о репарациях, о демилитаризации, о создании германского правительства, мирный договор для Германии, контроль над Руром[142].

Через три недели, вечером 23 августа, Сталин в присутствии Молотова вновь примет У. Б. Смита, И. Шатеньо и Ф. К. Робертса, которые пять раз в этот трехнедельный промежуток времени встречались с Молотовым. В начале встречи стороны обменяются новыми вариантами совместного коммюнике, причем американский посол, ознакомившись с советским предложением, «высказал мнение, что проект трех держав довольно близок к проекту советского правительства», с которым Сталин согласится. Никаких политических или идеологических споров во время этой встречи вестись не будет. Сталин продемонстрирует полное владение экономической стороной вопроса. Характеризуя существо проблемы, он заявит: «…мы бы хотели, чтобы валюта была устойчива, и выразил мнение, что таково желание и трех западных держав». Получив подтверждение со стороны Смита, советский вождь продолжил: «Поэтому необходимо, чтобы нынешняя зарплата была сохранена, налоги не были изменены, а бюджет Берлина был бездефицитный. Если этого не будет, то валюта потеряет свою ценность. Важно, однако, чтобы обе стороны были гарантированы от ущерба». Смит резюмирует прошедшее обсуждение: «…все 4 правительства согласны с тем, чтобы были сняты транспортные ограничения и была принята марка советской зоны в качестве единой валюты для Берлина. Но существует пункт, по которому мнения четырех правительств расходятся. Речь идет об условиях, на которых будет принята немецкая марка советской зоны. Три западных правительства считают безусловно необходимым, чтобы было предусмотрено четырехстороннее регулирование» со стороны специально созданной Финансовой комиссии. Сталин, однако, будет настаивать на регулировании денежного обращения в Берлине Немецким эмиссионным банком советской зоны, причем, отметая возражения американского посла, Сталин подчеркнет, что речь должна идти о регулировании денежного обращения, а не экономической жизни в целом, как то хотели представить его зарубежные собеседники. Смит подтвердит, «что в той форме, в какой пояснил генералиссимус Сталин, это вполне приемлемо». В духе этих высказываний Молотову в ходе последующих обсуждений удастся согласовать приемлемый для всех сторон вариант директивы главнокомандующим оккупационных войск в Германии, которым поручат рассмотреть «некоторые технические вопросы»[143]. Западная марка в Берлине подлежала изъятию, во всем городе обращаться должна была марка советской зоны.

Вслед за этим последует раунд переговоров в Германии. Видимое отсутствие принципиальных разногласий на встрече 23 августа не было, однако, реализовано в договоренностях. В период с 31 августа по 7 сентября в здании Контрольного совета в Берлине состоятся семь встреч главнокомандующих четырех держав. Таким образом произойдет фактическое восстановление Союзного контрольного совета (СКК). Переговоры, однако, завершатся безрезультатно и СКК будет похоронен на этот раз уже навсегда[144]. Произойдет это по причине ужесточения позиции западных союзников, как считают одни историки, или потому что советские переговорщики упустили шанс для достижения компромисса, как полагают другие[145]. Как бы там ни было, переговоры были прерваны по инициативе именно западной стороны, и это дает сегодня основание говорить, что и на данном этапе берлинского кризиса инициатива его эскалации находилась не на Востоке, а на Западе[146].

С содержательной точки зрения позиция советской стороны была если не безупречной, то, очевидно, выигрышной. Однако в том, что касается «битвы за умы», сталинские подходы к подаче событий кризиса в пространстве общественного мнения продемонстрируют свою ущербность. Снисходительно относясь к задачам в этой сфере, как второстепенным, Сталин не позаботится о том, чтобы адекватным образом представить западному общественному мнению причины блокирующих мероприятий, которые первоначально были объяснены необходимостью проведения неких ремонтных работ.

Ошибки, допущенные в публичном пространстве, были подкреплены и политическими просчетами. После проведения денежной реформы в советской зоне оккупации отпадала необходимость блокады транспортных магистралей, однако эта мера продолжала действовать, что давало действенные аргументы западной пропаганде. Западный «воздушный мост» станет восприниматься как единственное средство спасения жителей Западного Берлина от угрозы голода и холода, что по существу дела было совсем не так. Неточности в подаче советской позиции позволят приписывать Москве намерение включить западные сектора в