Феодал. Том 3 - Илья Рэд

она упор на уничижительном термине, — в кратчайший срок стал лидером в поставках хронолита среди всех независимых витязей! Благодаря ему Ростовское графство получит лучшее финансирование, чем годом ранее. Это говорит о нём как о патриоте, чьи интересы неразрывно связаны с могуществом нашего государства. И прошу также отметить, мой доверитель недавно достиг жёлтого ярлыка. Это вам не какой-то там поощрительный допуск, а результат острого ума и безупречной лояльности. Империя доверяет ему опасные исследования.

Про моё повышение, кстати, ещё мало кто знал. Это вызвало спонтанное обсуждение и отвлекло судью.

— Тишина в зале, — попросил он, стукнув молоточком. — Покажите всем ярлык, господин Черноярский, — потребовал судья.

После того как я встал с поднятой рукой и продемонстрировал жёлтые ремешочки, ни у кого не осталось сомнений в достоверности слов моего адвоката.

— Отлично, продолжайте, госпожа Троекурская.

— Владимир Черноярский — лидер и управленец. Под его непосредственным командованием находятся 63 человека. Он не просто нанимает их — он ведёт за собой. И он созидатель. На своих законно приобретённых землях в десять тысяч гектар, он возвёл не какой-то там особняк для отдыха, как это сделали бы другие на его месте. Он основал поселение, которым мудро и справедливо руководит. Он уже сейчас исполняет обязанности барона — защищает, управляет, строит. И делает это блестяще. Вот всепокорнейшее прошение с подписями всех служащих и работных людей из его владений, — Марина снова вытащила документ и протянула судье.

«Когда она успела собрать подписи?» — удивился я.

Она будто фокусник вытаскивала из ниоткуда бумаги, о существовании которых я узнаю вместе со всеми.

Между тем она продолжила хвалебную оду, понятно для чего составленную: эта часть речи касалась обоснованности моих притязаний на баронский титул.

— Владимир Черноярский — благородный муж. Его состояние — не результат спекуляций или ростовщичества. Оно нажито честным трудом и воинской доблестью. Итак, господа присяжные, что мы видим?

Она ходила взад вперёд, активно жестикулируя, каждым словом донося до суда нашу позицию.

— Мы видим человека, которого лишили семьи, но он создал её сам — из своих сподвижников. Мы видим человека, которого лишили образования, но которого империя сочла достойным для ведения общих дел. Мы видим человека, на чью жизнь покушались, но который стал защитником. Закон, дающий ему право на половину феода, не создаёт нового барона из ничего. Он лишь признаёт существующее положение вещей. Владимир Черноярский уже давно барон в своих правах, обязанностях и заслугах. Он просит у этого суда лишь одного: чтобы вы признали это официально и положили конец многолетней несправедливости. У меня всё, Ваша честь.

Ей достались самые настоящие аплодисменты, причём даже от моих соперников-баронов, в том числе и от моего отца. Тот издевательски улыбался и переговаривался со своим адвокатом. Марина прошлась и села рядом со мной, расправив юбку. Я заметил, как чуть подрагивали её ладони, и шепнул девушке.

— Это было самое длинное признание в любви, которое я слышал.

— Опять твои дурацкие шутки, — огрызнулась она, и я понял, что не к месту это сказал.

— А если серьёзно, это было потрясающе.

— Правда?

— Задала им жару, — улыбнулся я, и девушка чуть оттаяла.

Судья громко откашлялся, намекая, что заседание продолжается.

— Благодарю госпожу Троекурскую. Слово предоставляется представителю ответчика, господину Аристарху Марковичу Кривцову.

Адвокат Черноярского-старшего поднялся с места с театральной медлительностью, словно король, восходящий на трон. Перед тем как начать, он снисходительно сделал лирическое отступление, с отеческой заботой глядя на Троекурскую.

— Марина Васильевна, от всей души рад за вас и поздравляю с адвокатским дебютом. Это было выше всех похвал. Первое выступление и такая горячая защита… Вы напомнили мне меня в молодости. Такой же пылающий жаждой достижений юнец: глаза горят, сердце готово выпрыгнуть, костьми лягу, но ни пяди не отдам… — он издал что-то вроде тёплого смешка и поправил галстук. — Но теперь вернёмся в реальность.

Я увидел, как Марина напряглась, понимая, что этот старый хрыч дешёвой манипуляцией пытается обнулить её репутацию. Положив на её ладонь свою, я привлёк внимание. Глаза девушки расширились. Я коротко кивнул, чтобы не переживала, и, если честно, думал она отберёт руку, но Троекурская не стала этого делать.

— Милостивый суд. Господа присяжные. Мы только что выслушали весьма… трогательную сказку. Сказку о невинном страдальце, которого, если верить моей коллеге, мир не видел со времён первых мучеников, — в зале раздались смешки и редкие хлопки. — Но правосудие вершится не на основе сказок, а на основе фактов. И первый, самый главный факт, который нам пытаются подменить — это сама природа отношений между отцом и сыном.

Кривцов остановился, давая своим словам осесть в сознании слушателей.

— Мой доверитель, барон Денис Юрьевич Черноярский — человек долга и чести. Столкнувшись с трудным обстоятельством — рождением незаконнорождённого сына — он не отвернулся от ребёнка. Нет. Он проявил высшую степень ответственности и христианского милосердия. Он не «выбросил» его, как тут с пафосом вещают. Он обеспечил ему кров, пропитание и, что важнее всего, семью. Настоящую, пусть и простую семью, вдали от городских интриг и соблазнов.

На этом моменте Аристарх Маркович повернулся к судье, и его голос стал твёрдым и формальным.

— Ваша честь, в опровержении голословных обвинений во «враждебности» и «изгнании», я вызываю для дачи свидетельских показаний людей, которые на протяжении многих лет были для истца самыми близкими. Людей, которых он в детстве называл матерью и отцом. Я вызываю приёмных родителей Владимира Черноярского: Гаврилу и Анфису Колотовых, подданных моего доверителя, исправно нёсших свою службу в лесном хуторе.

Глава 9

Суд

Вся защитная стратегия адвоката Кривцова строилась вокруг моей дискредитации. Вылить как можно больше грязи, заставить всех сомневаться и выставить некомпетентным дураком.

Я собирался сепарироваться от рода ещё до смерти его главы. Это редкая ситуация, но возможная, к тому же я ещё и бастард. В Российской империи любой ребёнок, рождённый от главы, имел право взять штурвал рода в свои руки. Это уже внутриродовые разборки.

Однако отделение — крайняя мера, и её старались избегать, задобрив или запугав инициатора. Все свои — можно же договориться. В 99 % случаев все разговоры о дроблении феода — это набивание себе цены, чтобы урвать побольше привилегий и денег, но вот этот оставшийся 1 % сильно рисковал, идя до конца. И вот почему.

Оставшись без рода, человек терял защиту. То есть вчерашние родственники могли силой отобрать то, что тебе передал суд. А дальше — изгнание в лучшем случае или домашний арест до самой старости. Такая себе перспектива.

Любой