Критика платонизма у Аристотеля - Алексей Федорович Лосев

в-третьих, аргумент о тождестве вещей, определяющихся тождественными числами. Аристотель и не подозревает, что то, в чем он упрекает пифагорейство, и есть подлинное достояние этого последнего. Именно, пифагореец и платоник так и скажут Аристотелю: да, правильно! Если солнце и луна тождественны по количеству сфер, то тождественны и они сами. Если хотите, можно сказать, что они тождественны между собой в отношении количества сфер, но можно и прямо сказать: они тождественны вообще. Правда, это будет только одним членом антиномии, при котором должен быть обязательно и другой: они – не тождественны. Однако, все это – только одно из первых диалектических установлений: одно, ставши иным, – и отлично от иного и тождественно с ним.

Там, где Аристотель видит только случайность и аналогию, там для Платона подлинное тождество; но только надо установить, какое это именно тождество и в чем оно. Зависимость количества звезд в Плеядах от нашего произвола и условности рисунка данного созвездия ничего не говорит на тему о числах. Пусть в Плеядах не 7, а 27 звезд: все равно и 27 звезд является вещью, с которой легко снять определенную числовую структуру и сравнивать ее (а если надо, то и отождествлять) с аналогичными структурами в других вещах.

Наконец, в-четвертых, отпадает аргумент и о числовой структуре гармонических созвучий. Пусть гармония определяется чисто арифметически. Раз тут есть арифметические числа, то, след., есть и идеальные, ибо идеальное число есть не что иное, как то же арифметическое, но определенным образом упорядоченное. Все зависит от точки зрения. Аккорд можно рассматривать арифметически, но его же можно рассматривать и «идеально». И если брать числовое отношение не абстрактно, а в совокупности со всеми прочими свойствами тона, напр., с тембром, то отнюдь нельзя будет сказать, что это числовое отношение везде остается одним и тем же. Реально оно будет звучать совершенно различно.

18. Обобщение критики учения о принципах.

Пора теперь отдать себе отчет вообще во всей этой части Аристотелевской критики, т.е. во всем учении о принципах, или во всей XIV-ой книги «Метафизики» (с присоединением и конца XIII книги). Что мы тут находим существенного, и как можно было бы кратко срезюмировать этот длинный ряд Аристотелевских аргументов?

a)

Семь аргументов, на которые мы расчленили всю эту аргументацию, легко делятся сами собой на два отдела. Именно, одни говорят о принципах вообще (№№ 1, 2, 4 и 5), другие же – о принципах как числах (№№ 3, 6 и 7).

– Последовательность и связь аргументов о числовых принципах мы уже отметили.

Она сводится к тому, что Аристотель рассматривает

a) внутреннюю структуру числового принципа (№ 6),

b) его общую и цельную природу как нечто самостоятельное (№ 3) и

c) способ его функционирования в вещах (№ 7).

Числовой принцип, след., рассмотрен Аристотелем внутри себя (№ 6), в себе как в неделимой целости (№ 3) и вне себя, т.е. как действующий вне себя (№ 7).

Вспоминая изученные нами отдельные более мелкие соображения Аристотеля, мы видим, что в первом случае (№ 6) Аристотель свел Платоновскую диалектику «одного» и «иного» или «предела» и «беспредельного» (откуда и происходит «число») на химическое слияние, механическое смешение и вещественное соединение этих принципов.

Во втором случае (№ 3), мы помним, Аристотель свел Платоновское учение о Едином и Двоице, как о перво-принципах и о самих числах, на учение о вещественно-метафизических сущностях, абсолютно отъединенных от чувственного бытия.

В третьем случае (№ 7) Аристотель понял оформление бытия числами у Платона и пифагорейцев или как вещественное гипостазирование самих чисел (так что сами числа уже как бы перестают существовать) или как уничтожение реального различия вещей, т.е. как уничтожение самих вещей.

Всматриваясь в эти три момента Аристотелевского учения о числовых принципах, нельзя не заметить их сходство, равно как и различия.

Сходство их в том, что Аристотель везде упорно диалектику понимает как формально-логическую метафизику. Везде в противоречии ему чудится абсолютный метафизический дуализм, а в синтезе он видит или повторение тезиса или повторение антитезиса или нечто третье, не имеющее никакого отношения ни к тезису, ни к антитезису.

Видно и различие этих моментов. Различие это прямо вытекает из характера той сферы, в которой производится упомянутая подмена диалектики формальной логикой и метафизикой.

Первый вопрос относится к принципному происхождению самого числового принципа: Аристотель утверждает, что взаимоотношение перво-принципов (предел и беспредельное) можно было бы понять только химически, механически и вообще вещественно.

Второй вопрос рассматривает числовой принцип как самостоятельную природу: Аристотель упрекает Платона в вещественном гипостазировании чисел.

Наконец, третий вопрос рассматривает вещественные функции числового принципа: Аристотель понимает их то как уничтожение природы числа, то как уничтожение природы вещей.

Таким образом, сфера применения одной и той же формально-логической концепции вносит в нее свою местную модификацию, но сама концепция остается неразличимой: для мысли несущественно ни противопоставление внутри мыслимого (и, след., противоречие), ни систематическое преодоление силой самой мысли этого противопоставления и противоречия; и употребление подобных принципов есть метафизика.

b)

Остается дать сравнительный анализ первой группы аргументов о принципах (№№ 1, 2, 4 и 5). Это – учение не о числовых принципах, а о принципах вообще. Каково взаимное отношение этих аргументов, в чем их связь и последовательность, и можно ли это установить?

– Среди этих аргументов один обладает непосредственно положительным содержанием. Это № 1 – о потенциальности общего и энергийности единичного. Остальные имеют, главным образом, критическое значение, но из них легко сделать и положительные выводы.

Естественнее всего их расположить в таком порядке.

Сначала отрицается всякое становление в сфере вечности, а те, кто его утверждает, трактуются как вносящие вещественную временность в вечное (№ 4).

Затем отрицается первый и главнейший вывод платонического учения о становлении в сфере вечных принципов, – учение о противоположностях; последнее трактуется как овеществление чистого принципа и внесение чувственного в принципное (№ 2).

Наконец, отрицается и главнейший вывод из этого учения о противопоставлении, что Единое есть Благо, причем утверждается, что перво-принципы – благи, но не потому, что они едины и охвачены, порождены Единым (№ 5).

Легко и тут увидеть общую склонность Аристотелевского ума формализировать диалектические схемы, варьирующуюся в зависимости от сферы проявления этой склонности.

˙ В положительной части своего учения о принципах (№ 1) эту свою склонность Аристотель проявил в толковании Нуса как абстрактной потенции;

· в учении о становлении вечности (№ 4) формализм сказался в отрицании всякого становления в вечности;

· в учении о противоположностях (№№ 2 и 5) – обычные натурализмы и отсутствие антиномико-синтетического метода.

c)