Чивы, чивы, чивычок… Русские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки
Смех в сказке бывает и прямой сатирой. Такова знаменитая и широко известная в старинном фольклоре и в старинной литературе сказка о Ерше Ершовиче, сыне Щетинникове. Это пародия на судебное разбирательство в Древней Руси. Ерш, ершишко-кропачишко (от народного слова «кроптать» — сердиться, браниться), захотел без прав завладеть Ростовским озером. Судья рыба-сом с большим усом учинил распрос: «Почему ты нашим озером завладел?» На это ёрш ответил, что будто бы прежнее озеро сгорело «снизу и доверху» и запустело, а он, ёрш, стал его владельцем. Разбирательство дела ведётся по всем правилам. В суд зовут свидетелей, и все они обличают вора и сутягу ерша. Никаких «московских крепостей», то есть письменных грамот на владение озером, у ерша нет («крепость» — закрепление). Всё дознание вышло против ерша, хотя он, ловкач, и сослался на сорогу-рыбу с красными глазами, будто бы запалёнными во время пожара. Не помогли ершу ни окунь («головешки носил, и поныне у него крылья красны»), ни щука, «вдова честная», уважаемая. Щука сказала, что ёрш — нищий и бродяга, нечего его и слушать: «Кто ерша знает да ведает, тот всегда без хлеба обедает!» И вышло, что ерша надо посадить в петлю. Сказка воссоздает живые сцены юридического быта.
Такие сказки, как история лисы, учившей волка ловить рыбу хвостом в проруби, или сказка о ледяной и лубяной избёнке и подобные другие, занимают серединное положение между сказками типа байки о тетереве и сказками-сатирами. Юмор в них часто только окрашивает рассказ, полный занимательности. Всё же и таким сказкам порой присущ острый критический взгляд на мир. Когда мы знакомимся со сказкой «Лиса-исповедница», то поначалу может показаться, что она не заключает в себе ничего, кроме живописных картин деревенской жизни. Говорится, к примеру, что, протаскавшись по лесу всю большую осеннюю ночь, голодная лиса на заре взошла на двор к мужику и полезла на насест к курам. Подкралась н только хотела схватить курицу, как петух крыльями захлопал и ногами затопал-закричал во всё горло. Лиса со страху с насеста свалилась и, как говорит сказочник, «недели три лежала в лихорадке». Здесь рассказ лишь слегка отмечен печатью насмешки, но дальше рассказывается: выдался лисе случай отомстить петуху; гулял он по лесу и повстречал лису, испугался — взлетел на дерево. Поздоровалась лиса и сказала: «Я тебе, Петенька, добра хочу — на истинный путь наставить и разуму научить. Ты, Петя, на исповеди ни разу не бывал. Слезай ко мне и покайся, а я все грехи с тебя сниму и на смех не подыму». Что вышло из умысла лисы сманить петуха на землю, мы узнаем, прочитав сказку. Сказочник изобразил исповедницу. Она будто бы хочет выслушать доверительные речи и признания петуха-грешника, а на уме у лисы своё. Сколько лицемерия в её словах!
Есть сказки, весь замысел которых шутлив, хотя шутка порой сосредоточена в одном-двух словах: эти слова как бы вбирают в себя смешную суть всей истории. Такова сказочка о чёрте и мужике. Повадился чёрт выходить на берег. Ходил каждую ночь — выйдет косматый из воды и закричит: «Год года хуже! Год года хуже!» Надоели эти пророчества мужику. Припас он берёзовую дубину и стал ждать. Вылез в полночь чёрт из воды и принялся за своё: «Год года хуже! Год года хуже!» Подкрался мужик и огрел чёрта дубиной по затылку. Тот только и успел крикнуть: «Хуже ле будет!» — и скрылся. Пророчество повернулось против самого чёрта. Незадачливому пророку пришлось туго: действительно, хуже не будет! Сказку придумал весёлый человек. В словах «Хуже не будет!» сосредоточился весь комический смысл сказки.
Приёмы смеха в балагурных сказках основываются на обыгрывании невероятных случаев и ситуаций. В сказке «Разговор» приятель спросил приятеля: «Чего сегодня делал?» Тот ответил: «Рукавицы искал». — «Нашёл?»- «Нашёл». — «Где ж они были?» — «Да за поясом». Настала и его очередь спросить: «А ты куда шагаешь?» — «За семь вёрст». — «Киселя хлебать?» — «Нет, комара искать». — «Это которого комара?» — «Да того, который за нос укусить меня хочет». — «Да он же при тебе!» — «Где это при мне?» — «Да на носу у тебя!» Простодушие одного стоит простодушия другого,
Сказочники любили пользоваться приёмом задавания трудных вопросов и пояска ответа. К этому приему прибегают в сказках «Беззаботный монастырь», «Дочь-семилетка», «Горшеня». Солдат из первой сказки сумел остроумно ответить на вопросы царя: «Сколько звёзд на небе? Глубока ли земля? Что у него, у царя, на уме?» Мудрая дочь бедняка из сказки «Дочь-семилетка» отгадала царские загадки: «Что всего на свете сильнее и быстрее? Что всего на свете жирнее? Что всего мягче? И что всего милее?» А мужик-горшечник поразил царя Ивана Грозного мудрыми речами и сделался его приближённым.
Сказочники превращают смысл отдельных слов в насмешку над незадачливыми героями. Один барин решил обзавестись кузницей и принялся ковать железо, но ничего у него не получилось: ни железных полос к колёсам, ни сошника к сохе, ни кочедыка, чтобы плести лапти. Получился у барина «пшик!». Сунул барин небольшой кусочек железа в воду — оно и зашипело.
О церковной службе и молитвенных возгласах сказочники рассказали так, что поп, дьякон и дьячок желают себе всяких подношений — крынку масла, мешок ржи: «Подай, господи!», а дубину сулят богу: «Тебе, господи!» При внешней благопристойности богослужения получается обличительная сцена.
В прекрасной северно-русской сказке о том, как поп нанимал работницу, слова «спи-отдыхай», обращённые к работнице, идущей в поповский дом, всякий раз наполняются новым смыслом по ходу речи попа: «Утром станешь, как подобат, — до свету. Избу вымоешь, двор уберёшь, коров подоишь, на поскотину выпустишь, в хлеву приберёшься и — спи-отдыхай! Завтрак состряпашь, самовар сотрешь, нас с матушкой завтраком накормишь — спи-отдыхай!..» Ирония преображает смысл простых слов.
Особую свободу чувствуют сказочники-балагуры в сказочных концовках. Сделавшийся царским зятем солдат получил от тестя ледяную кобылу, гороховую плётку, синий кафтан и красную шапку. На ледяной кобыле скоро не поедешь — ехал солдат долго. День случился жаркий, заснул солдат,
