Таинственные дневники Лиса Корнелия - Микаэль Брюн-Арно

— Никогда не любила ложь, — произнесла она наконец, опуская в заварочный чайник пучок ароматных трав. — Когда он мне во всём признался, я страшно расстроилась. Я почувствовала, что он меня предал. В тот вечер я и сказала ему, что больше не желаю с ним разговаривать. Сразу после этого с ним случилась эта беда, и с тех пор он не произнёс ни слова. Бедный мой Корнелий! Я никогда не умела долго на него сердиться. Я так хотела сказать ему, что я всё простила, что я его до сих пор люблю…

— Бабушка, а ты можешь показать нам дедушкины записи? — спросил Арчибальд.

— Ах, да, его записи! Я так разозлилась, что отдала их. Я не собиралась становиться хранительницей его тайны, об этом не могло быть и речи! Но, в конце концов, именно ею я и стала.

— Ты отдала тетрадь?! — хором закричали потрясённые Арчибальд и Бартоломео. — Но кому?!

— А как вы думаете, дурачки? С чего бы это я пригласила к чаю наших друзей Кротов? — ответила Сильвестина, указывая на вихрастую голову Фердинанда, едва возвышавшуюся над столом.

— Ох, шишки! — пролепетал Арчибальд, почти теряя сознание. — Значит, двадцать лет назад ты отдала эту тетрадь… Фердинанду!

— Не знаю, кто этот Фердинанд, — вмешался старый крот, похлопав лиса по коленке, — но, если то, что вы ищете, находится у него, мы должны сейчас же пойти к нему, не будь я кротом!

Паромщик Зелёного Бора

До конца своих дней славный представитель семейства Лягушек паромщик Шарль-Эмиль не смог бы забыть ту далекую летнюю ночь, когда, маневрируя на своём судёнышке в зарослях тростника при свете светлячков, он стал свидетелем совершенно невероятной сцены. А между тем за много лет работы на речных переправах Зелёного Бора ему довелось пережить немало удивительных моментов. Так, например, он помнил, как Ромео П. Крыс делал предложение своей четвёртой по счёту жене, Песчанке Леопольдине (впрочем, может быть, она была пятой), и как изысканное кольцо, которое он намеревался преподнести ей, внезапно — плюх! — упало в воду. Но не было в жизни Шарля-Эмиля ничего страшнее, чем встреча с Лисом Корнелием. С тех пор он надеялся, что ему никогда больше не придётся переживать такой ужас. Во всяком случае, до сегодняшнего дня, потому что поднявшийся на «Кувшинку» лис был как две капли воды похож на того, с кем он столкнулся шестьдесят лет назад!

— Какая удача, что мы встретили вас, господин паромщик! Я не представляла себе, как я, с моим-то артрозом, смогу дойти до дома Фердинанда! — воскликнула Сильвестина, бросив на палубу свою сумку.

— Рад услужить, госпожа повариха! — ответил Шарль-Эмиль, протягивая перепончатую лапу, чтобы старушка смогла на неё опереться. — Я, к сожалению, не понаслышке знаю, что это такое — чувствовать, как болят твои старые косточки. Вот посмотрите, если я ущипну себя за кожу на лапе, складка не разглаживается целую минуту! Смотрите, смотрите!

— Ах, бедные мы, несчастные! Шарль-Эмиль, вы, конечно, знакомы с Кротами, но, думаю, вы никогда раньше не встречались с моими внуком и правнуком, Арчибальдом и Бартоломео. Им ни разу не приходилось переплывать реку в этом месте.

В знак приветствия Арчибальд приподнял соломенную шляпу, которую ему одолжила бабушка.

— А что, разве ваш сын не должен был сменить вас, чтобы вы могли, наконец, отдохнуть? — спросила Сильвестина, надевая вторую шляпу на голову Фердинанда. — Кстати, как его зовут?

— Ах, госпожа повариха, вы же знаете, какая нынче пошла молодёжь! Им бы лишь уткнуться в книжку, вечно они учатся! Не далее как вчера, можете ли вообразить, он заявил мне, что хочет стать инженером! «Чёрт побери, Брубру, — ответил я, — и что хорошего ты построишь, когда станешь инженером?» А он мне отвечает: «Мосты!» Его отец шестьдесят лет работает паромщиком, а он, видите ли, собирается строить мосты! Можете поверить мне, госпожа повариха, мне никогда и в голову не могло прийти, что мой малыш Брут воткнёт мне такой нож в спину! Ох, уж эти головастики, такого наговорят!

В этот осенний день было так приятно плыть под свесившимися с берегов ветками каштанов по глади Лунной речки. Она брала начало в горах, возвышавшихся над болотами Воздушных замков, пересекала Зелёный Бор, а потом впадала в Павлинью реку, которая несла свои воды с вершин Звёздных гор до залива Бурного моря. Все пассажиры «Кувшинки» задавались одним и тем же вопросом — удастся ли им разыскать заветную тетрадку, которую Сильвестина отдала на хранение своему другу Фердинанду. В то время крот был почётным членом Братства мастеров пера. Несмотря на страшное горе, вызванное гибелью Миры, он сохранил привычку сочинять вместе с другими зверями, как делал это во время литературных вечеров в «Приюте мастеров пера», где он когда-то написал свои мемуары. Но сегодня, когда воспоминания ненадолго задерживались в его голове, можно ли было рассчитывать, что он вспомнит, что случилось с тетрадью Корнелия?

— Прабабушка, а ты можешь нам рассказать, как ты познакомилась с прадедушкой? — спросил Бартоломео. — Из четырёх первых тетрадей мы узнали, что он вырос в поместье графа и графини Волков в Звёздных горах и основал Книжный магазин вместе с Волками Амбруазом и Арабеллой. Ты их знала? Ты знаешь, почему он носит медальон, в который вложен портрет Арабеллы?

— Да, моё сокровище, я это знаю, и мне следовало бы уже давно рассказать вам эту историю. Что касается главного секрета Корнелия, то вы сами сможете прочесть о нём в последней тетрадке. Ну, а медальон ему подарила сама Арабелла.

Над рекой поднимался туман.

— А ты знаешь, почему она ему его подарила? — спросил Арчибальд.

— Да, дети мои. Она дала ему этот медальон перед смертью.

* * *

При составлении своих кулинарных рецептов Лиса Сильвестина всегда отличалась большой изобретательностью. Эта изобретательность когда-то привела к тому, что в возрасте четырёх лет она устроила пожар в домике своих родителей, когда попыталась приготовить блинчики из тыквенной муки. После этой беды её мама больше никогда не ела пирогов, приготовленных дочерью, даже когда Сильвестина, став взрослой, заняла место главного кондитера в известной хлебопекарне. «Хотела бы я написать собственный сборник рецептов, — подумала она в один прекрасный день, замешивая тесто на печенье и смахивая муку с мордочки. — Но беда в том, что я не очень хорошо пишу, глупая я квашня. Мои буквы похожи на переваренную вермишель, к тому же я делаю кучу ошибок».

И, тем не менее, побывав