Таинственные дневники Лиса Корнелия - Микаэль Брюн-Арно

в только что открывшемся Книжном магазине в Зелёном Бору и приобретя там великолепные поваренные книги, которые она бережно хранила всю жизнь, Лиса Сильвестина точно поняла, что ей будет очень приятно увидеть своё имя на корешках книг, выставленных на этих стеллажах, рядом с уже стоявшими там творениями других великих поваров. Она не знала, что послужило причиной — любезность лиса, помогавшего ей при выборе книг, или его изумрудно-зелёные глаза, — но она приняла его приглашение прийти на занятие школы писательского мастерства при Братстве мастеров пера. Именно там она составила свои первые сборники рецептов. Она попала в фантастическую группу, где занимались вместе забавный кот в треуголке, боявшийся воды, маленькая, но очень честолюбивая крыса, весьма немолодой и чрезвычайно элегантный филин-аристократ, Крот Фердинанд, Лис Корнелий и, конечно, владельцы магазина — Волки Амбруаз и Арабелла. Юная кулинарка только по слухам знала, что за драма разыгралась в дупле старого дуба, ей было известно только, что магазин закрылся на несколько недель, а когда вновь открылся, за прилавком стоял только Корнелий в своём рабочем фартуке, под которым были надёжно спрятаны все его секреты. Зная о его потере, все вернувшиеся на занятия члены группы проявили деликатность и не стали задавать никаких вопросов о случившемся. Однако эти вопросы вертелись на языке у всех членов Братства: что стало причиной смерти Волчицы Арабеллы? Почему на празднике в честь её помолвки разыгралась страшная трагедия? Действительно ли это был несчастный случай? Вернётся ли на работу Волк Амбруаз? Или он будет вечно оплакивать Арабеллу? С того самого дня Корнелий носил на шее медальон, с которым раньше не расставалась Арабелла. В то время Сильвестина думала, что, если бы ей довелось столкнуться с такой драмой, она переживала бы её точно так же: в тишине своей комнаты, в темноте, через которую не мог пробиться ни один лучик надежды. Однако с помощью улыбок и горячего шоколада с песочным печеньем лисе удалось приоткрыть наглухо запертую дверь Книжного магазина и впустить туда немного света. И внезапно Корнелий понял, что он уже не пытается выжить, а снова начинает жить.

* * *

— Мы прожили в браке тридцать чудесных лет. Когда родился Жерве, он был так счастлив, а потом это повторилось, когда на свет появились внуки — ты, Арчибальд, а потом Пимпренелла. Но потом, двадцать лет назад, он открыл мне всю правду, и я отказалась от клятвы, которую дала ему…

— Знаешь, прабабушка, я уверен, он не сердится, что ты так среагировала, и он будет счастлив, если ты приедешь к нему. Когда мы найдём последнюю тетрадь, тебе надо будет поехать с нами к дедушке Жерве. Вам обоим будет приятно увидеться после стольких лет разлуки, — утешал её Бартоломео, наивно веря в свою правоту.

— Мне не хочется прерывать ваш разговор, но мы подплываем к дому Фердинанда! — вмешался паромщик, пытаясь остановить свой плот с помощью весла, которое было больше его самого.

На берегу через сгущавшийся туман можно было разглядеть огоньки, загоравшиеся один за другим в берлогах, норках и прочих жилищах. Эти огоньки служили своего рода маяком для путешественников, отправившихся на поиски своей истории. С наступлением осени стало быстрее темнеть, а по утрам выпадала холодная роса, так что все обитатели деревни стали пораньше разжигать камины. Буквально через несколько дней в Зелёном Бору должна была начаться подготовка к предрождественским праздникам, а пока что звери предпочитали сидеть в тепле, у потрескивающего в очаге огня, спрятав лапки под одеяло.

— О, прекрасно! — сказала Сильвестина, поднимая свою корзинку. — Думаю, что поиски займут какое-то время, поэтому я захватила всё необходимое, чтобы приготовить нам на ужин шарлотку с фруктами! Надеюсь, вы все проголодались!

— Шарлотка с фруктами! — воскликнул внезапно проснувшийся Фердинанд. — Это отличная новость! Ах да, но я же как раз… Чёрт возьми! Чёрт возьми! На помощь! Спаси-и-и-ите…

Крот так резко вскочил с места, что потерял равновесие и с громким всплеском — плюх! — свалился в реку, увлекаемый своим тяжелым рюкзаком из ореховой скорлупы, и исчез в густом тумане. На пароме началась паника: густой туман мешал поискам. Слишком долгое пребывание в холодной воде Лунной речки грозило Фердинанду тяжёлой простудой, кроме того, он мог просто утонуть! Впрочем, довольно быстро туман рассеялся, и Руссо, Шарль-Эмиль и лисы сумели разглядеть силуэт несчастного крота. Скорлупа ореха опрокинулась, впервые явив миру своё содержимое, и крот стоял в ней, словно в лодке, и, казалось, спокойно ждал, чтобы его вытащили из реки. Он размахивал платком, чтобы привлечь к себе внимание, а у его лап лежали крошки пирога, запасные очки, рулончик клейкой ленты, игральные карты, утюжок, деревянная сабелька, коробочка с ягодами бересклета и маленький глобус — странно, как он мог уцелеть в этой куче хлама.

— Смотрите! — закричал Бартоломео. — Что это у него на голове!

— А что у меня на голове? — заволновался Фердинанд, вспомнив о том, как осы несколько раз кусали его в макушку.

— Послушай, Барти, — с возмущением сказал Арчибальд. — Не очень-то вежливо показывать на кротов лапой… лапой… Но… но… Шишки-кочерыжки! Она была там всё это время!

На лохматой голове Фердинанда, подобно бумажной шляпе, красовалась последняя тетрадь Корнелия и словно ждала, чтобы кто-то раскрыл её и узнал все таящиеся в ней секреты. К последней странице клейкой лентой был прикреплён крохотный ключик.

* * *

В увитом глициниями домике семейства Лис все терпеливо ожидали того момента, когда Арчибальд решится открыть тетрадь. Те, кому было известно содержание записей, опасались снова услышать старую историю, хотя и убеждали себя, что, как бы это ни было трудно, настало время открыть двери всех тайников памяти: негоже, чтобы там навсегда поселились сожаления. Те, кто ни о чём не догадывался, опасались узнать что-то ужасное. Впрочем, самые любознательные и оптимистично настроенные из присутствующих были совершенно уверены, что услышанное ни в коей мере не отразится на отношениях в семье. И, наконец, в гостиной сидел Корнелий, который молча потягивал свой чай и радовался в душе тому, что наконец-то все эти звери собрались вокруг него. Если бы он мог вспомнить и произнести имя Бартоломео, который столько раз читал ему вслух, он непременно сделал бы это. Он произнёс бы также и имена, своих ангелов-хранителей, помощников и сиделок Жерве и Ариэллы и попросил бы у них прощения за то, что когда-то ночью он тайком проник в их уютный дом, чтобы забрать оттуда свои записи. С разбитым сердцем он произнёс бы имя Сильвестины и разрыдался бы, мучимый угрызениями совести за то, что заставил