Девочка-медведь - Софи Андерсон

Чем ближе я подхожу к Синь-горе, тем сильней звенят от напряжения нервы, у подножья я уже так наэлектризована, что, кажется, сама способна светиться. Я задираю голову к остроконечной вершине, ещё затянутой дымкой, и шерсть на моих ногах топорщится.

— Янка! Янка-Медведь! — несётся из вышины зов снегиря, и я с трудом подавляю желание быстрее бежать в гору. Я нахожу каменистую тропку, которая петляет между крутыми скалами, и начинаю подниматься, не спеша и осторожно. Я слабо представляю, далеко ли до медвежьей пещеры, и потому берегу силы.

Ноги у меня хоть и могучие, но тяжелее человеческих, к тому же карабкаться на такую крутизну очень трудно. Мышцы ноют от усталости, и я вспоминаю, как Елена предупреждала меня, что зря я отправляюсь в путь не выспавшись и на голодный желудок.

Чем выше поднимаюсь, тем сильнее холодает, а когда достигаю верхнего края леса, кажется, что из весны я перенеслась в разгар зимы. Как ни зябко, всё равно останавливаюсь, чтобы перевести дух и оглядеться. Небо ясно и только у самого горизонта затянуто мглой.

Вдали на северо-востоке сквозь густой чёрный дым пробиваются ярко-оранжевые вспышки. Должно быть, это Огнепылкий вулкан. Раскалённая лава потоками стекает из его жерла по зазубренным скалистым склонам и собирается во впадинах пузырящимися озёрцами. Там обитает огненный дракон — Змей Горыныч. Тот самый, кто, насколько я знаю, убил моих родителей.

Я прищуриваюсь и до рези в глазах вглядываюсь в огненные всполохи и густой дым. Часть меня жаждет высмотреть кончик огненного хвоста или взмах огромного крыла. Но ничего такого я не вижу, зато онемевшие от холода нос и уши заставляют меня идти дальше.

За следующим поворотом тропинка резко забирает вверх. Выше по склону я замечаю скальный уступ, широкий и плоский. При виде его моё сердце начинает биться часто-часто. Мне кажется, что я узнаю это место и по его виду, и по витающим здесь запахам. Слабый ветерок доносит ароматы земли и мхов, ягод и кедровых орешков. Я помню этот аромат ещё с детства, и от него моя душа наполняется теплом и покоем.

Взбираюсь к самому уступу, приподнимаюсь на руках и выглядываю. При виде зева медвежьей пещеры перехватывает дыхание. Я узнаю этот выгнутый аркой лаз в скале, его отполированные боками медведицы края, узнаю пробивающиеся с одной стороны корни дерева, под напором которых огромный гладкий валун пошёл трещинами.

Ноги сами несут меня вверх, на уступ, но, не доходя двух шагов до входа в пещеру, я останавливаюсь как вкопанная. У меня дрожат поджилки. В душе бушуют надежды и страхи. И да, мне знакомо это утробное урчание — так дышит Царица-Медведица.

Во мраке пещеры вспыхивает пара глаз, и моё сердце останавливается. Царица-Медведица выдыхает облако пара. Массивные лапы тяжело ступают по каменному полу пещеры. Медведица медленно выходит на свет, идёт ко мне, и я вижу, как перекатываются под шерстью её мышцы и какой мощью и плавной грацией дышит каждое движение. Она источает силу и спокойное довольство, как будто точно знает, кто она такая. И прямо сейчас, в этот самый миг, мне больше всего хочется быть такой же, как она.

Одолевавшие меня вопросы замирают на языке. Царица-Медведица вытягивает длинную бурую морду. Её блестящий чёрный нос подёргивается, принюхиваясь к воздуху между нами. Она издаёт в знак приветствия густое низкое ворчание и усаживается рядом со мной.

Огромное мохнатое тело полукругом изгибается за моей спиной, и я откидываюсь на него, как на спинку гигантского кресла. Как же мне знакома эта густая, тёплая шерсть, и ритм этого дыхания, и стук этого могучего сердца, глубоко запрятанного в медвежьей груди.

Запускаю пальцы в меховые заросли на её шее, всем лицом зарываюсь в них, как любила делать это маленькой. Сворачиваюсь колечком, и моё тело превращается в плотный шарик, объятый её огромными сильными лапами. Она наклоняет морду и лижет мне лицо мягким влажным языком, а я закрываю глаза.

Годы, что минули с тех пор, как я в последний раз была здесь, тают, словно весенний снег, пока от них не остаётся лишь зыбкое воспоминание о Мамочке и нашем домике на краю леса, далёкое и полинявшее, и в этот момент меня наконец-то накрывает чувство, что я на своём месте.

Не знаю, сколько времени я продремала. Тулупчик больно врезается в плечи, и я, ещё сонная, стаскиваю его. Мне жарко и неудобно, одежда кажется слишком тесной. Приподнимаю переднюю лапу Царицы-Медведицы, чтобы через голову снять джемпер. Пытаюсь расстегнуть застёжку на юбке, но та рвётся. Наверное, за что-то зацепилась. Зато без юбки и джемпера мне куда удобнее, и я снова погружаюсь в сон.

Я открываю глаза и жмурюсь на свет. Солнце висит совсем низко, рассылая вокруг длинные тени. Шерсть у меня влажная, покрытая росинками. Я спросонья зеваю, и от чудовищного рёва всё в груди и голове содрогается. Собственное тело кажется мне… каким-то нескладным. Голова непривычно тяжёлая, словно налитая свинцом, во рту вязко, челюсть безвольно повисла. Спину в том месте, где я прислонялась к Царице-Медведице, холодит, самой её поблизости не видно. Пробую подняться на четвереньки и оглядеться, чтобы поискать её, но тело двигается как-то непривычно. Оно массивное и слишком низко нависает над землёй. Хочу встать на ноги, но не получается.

Я перевожу взгляд на свои руки, и следующий удар сердца отдаётся оглушительным гулом в груди. Как прежде ноги, руки у меня тоже превратились в лапы. Здоровенные, скруглённые, они кончаются длинными тёмными когтями. Плечи, грудь, спина — всё тело налилось жиром и покрыто густой шерстью. Плечи тяжёлыми брёвнами давят на мою спину. Поднимаю переднюю лапу, но не могу заставить себя коснуться ею своего лица. Я и так догадываюсь, что оно превратилось в медвежью морду, а я сама — в настоящего медведя.

Глава 18. Медведь Янка

Стон отчаяния поднимается из нутра, подкатывает к горлу. Я пробую сдержать его, но не могу, он вырывается наружу горестным рёвом. В ужасе от превращения в медведя, я бью лапами, скребу когтями по уступу у пещеры, оставляя глубокие царапины на его каменистой поверхности. Никогда ещё я не чувствовала себя такой потерянной и беспомощной.

К пещере подходит