Девочка-медведь - Софи Андерсон
— Вот наш новый дом, — молвил Дмитрий, а сам от гордости сияет.
Нахмурила Аня брови, откуда, спрашивает, богатство такое на нас свалилось, а тот лишь улыбнулся, взял её за руки и закружил-завертел в танце, пока не откликнулись в её душе напевы леса, пока не забыла она вопрос свой каверзный.
Долго ли, коротко ли танцевали Аня с Дмитрием вокруг замка своего с куполом золотым под пение ветра, под птиц щебетанье и лягушек звонкое кваканье, счастью своему радовались. А оно недолгим оказалось.
Воротился однажды Дмитрий из леса как смерть бледный, от страха дрожащий. Как ни умоляла Аня, ни словечком не обмолвился о том, что случилось, а только преклонил голову Ане на колени да сном тяжёлым забылся. Крепко серчала на него Аня, гневом кипела, пока и её сон не сморил. А наутро проснулись они уже медведями.
— Как же так? — стонала Аня, на лапы свои медвежьи в ужасе выпучившись.
Хотел было Дмитрий во всём признаться, а слова вымолвить не может. Жгла его вина непростительная да угрызения совести нечистой.
— Говори немедля! — криком кричала Аня. — Что за тайну ты от меня скрываешь?
— Виноват я перед тобой и сынком нашим, — прошептал Дмитрий, — что жадностью своей окаянной проклятие на нас навлёк.
Взялась Аня вспоминать, что о проклятиях слышала. И вспомнила, как сказывали, что у проклятых всегда выбор есть. Поднялась она на задние лапы и затанцевала. Муженьку и сыну своему тоже танцевать велела, мол, вдруг вспомним мы за танцами, как людьми жить, а не зверьём лесным.
Но вплывали в окна замка открытые звуки и запахи лесные, и чуяли они их чутьём своим медвежьим. Ведь с головы до пят уже медведями были косолапыми.
Кружились они под птиц щебетанье, водили хороводы под пчёл жужжанье, прыгали под поскок зайцев быстрых по полям, а в людей никак не превращались.
Аню напевы лесные ещё сильней прежнего увлекали, глубже в душу проникали, и вёл её танец в лес, всё дальше от замка, мимо речки бурливой, к горам заснеженным да к пещерам, духом осени да земли отдававшим.
Дмитрий с сынком поначалу за Аней поспевали, но, как лето осенью сменилось, а та зимой, отстали они, и унесло их танцем в другие места. Запечалилась Аня, что совсем одна она осталась в глубокой пещере горной. Но поглядела Аня на лес дремучий, услышала музыку его чудную и поняла, что принадлежит отныне этому миру прекрасному.
Глава 17. В медвежьей пещере
Я заканчиваю рассказ, и меня с новой силой тянет в чащу леса, к чудесам родного мира моей бабушки. Моего мира. Когда-то лес мне тоже был домом. Между тем небо светлеет, занимается рассвет. С деревьев тихо опадает снег, птицы в ветвях заводят утреннюю суету.
Мышеловчик уснул у лап Блакистона как был, с рыбьей костью в лапке, его животик округлился от сытости. Блакистон тоже дремлет, нахохлившись, ушастая голова утопает в мягких перьях на груди, круглые глаза закрыты.
Я перевожу взгляд на Синь-гору, и в этот миг солнце поднимается над кронами деревьев и посылает к её снежной вершине ослепительно сияющий — указующий! — луч. Я вскакиваю, не в силах обуздать порыв немедленно мчаться на поиски бабушки. Она знает ответы на мои вопросы! Надежда будоражит меня, то ласкает ветерком, то треплет и кружит ураганом.
— Всё, иду в медвежью пещеру, — шепчу я на ухо Елене, чтобы не разбудить остальных.
— Как? Прямо сейчас? — поражается Елена. — Ты же не выспалась и со вчера ничего не ела!
— Я не устала и не голодна. Сделаешь одолжение? — спрашиваю я Елену, с трудом подавляя желание с места в карьер рвануть к пещере.
— Конечно. — Елена смотрит на меня во все глаза.
— Позаботишься о Юрии, ладно? Он весь изранен, ему уход нужен, и ещё… — Я собираюсь с силами, чтобы выговорить вторую просьбу: — Присмотри за Мышеловчиком! — выпаливаю я, не давая себе времени передумать.
Елена кивает, но в её взгляде плещется тревога.
— А давайте все вместе пойдём. Избушка бы довезла нас…
— Нет, я должна сама, так надо. — Я ищу в глазах Елены понимание, не в состоянии подобрать нужных слов. Я сама должна разобраться, кто я есть. Как ни нежно привязана я к Мышеловчику, но в этом деле он ничем не поможет мне. Он видит во мне лишь человечью девочку, в доме у которой живёт, однако я уже не та, кем была, а что-то совсем другое.
— Ладно. — Елена пробует обнять меня, но её рук хватает лишь на половинку объятия, как раньше Мамочке, и от мыслей о Мамочке на глазах выступают слёзы, но я смаргиваю их.
— Возьму Мышеловчика к нам в избушку. — Елена выпускает меня из полуобъятия и отступает назад. — Но если вдруг передумаешь или что-то понадобится, просто покричи. Избушка чует всё, что в лесу творится, на целые вёрсты вокруг.
— Спасибо. — Я с трудом выдавливаю из себя улыбку, хотя душу разрывают сомнения. Я поворачиваюсь и иду прочь.
Вершина Синь-горы скрывается из виду за пологом леса. Но я знаю, куда идти. Словно неведомая сила толкает меня вперёд, словно ноги сами несут меня. С каждым шагом во мне растёт возбуждение, будто в душе разжужжался потревоженный пчелиный рой.
Лес вокруг искрится в утреннем свете. Капельки росы сияют на развешанных по веткам ожерельях паутины, талая вода отливает глянцем на коре деревьев, бисеринками янтаря мерцают на кончиках ветвей свежие почки. Весна вступает в свои права, и всё вокруг преображается, обновляется, возрождается после долгого зимнего сна.
Снова показывается гора, я вижу её над молодой покачивающейся под ветерком ивой. Я впиваюсь взглядом в горный склон и выискиваю какие-нибудь признаки медвежьей пещеры. Царица-Медведица. До сих пор она существовала для меня лишь в рассказах, снах да в моих детских воспоминаниях, а те за давностью кажутся скорее грёзами. Но она существует, она совсем близко, и она моя бабушка. Она знает правду о моём прошлом, знает, что ждёт меня в будущем.
Интересно, в каком она настроении после зимней спячки? Радостная, как случается, когда просыпаешься в уютной и привычной домашней обстановке? Или с тяжёлой головой и в скверном расположении духа, как это бывает, когда не выспишься? А после стольких месяцев спячки она уж точно