Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева
По имеющимся у нас данным, Жуков собирается вместе с семьей осенью выехать на юг в один из санаториев МО. В это время нами будут приняты меры к ознакомлению с написанной им частью воспоминаний.
Председатель Комитета госбезопасности
В. СЕМИЧАСТНЫЙ
Опубл.: Карпов В. Маршал Жуков. М., 1999. № 4.
Рабочая протокольная запись заседания Президиума ЦК КПСС
П 100/XL VII 7 июня 1963 г.
Записка КГБ № 1447-с от 27 мая 1963 г.
(Хрущев, Брежнев, Косыгин, Суслов, Устинов)
Записка прочтена на заседании.
Вызвать в ЦК Жукова Г. К.
т. Брежневу
Швернику
Сердюку
и предупредить, если не поймет, тогда исключить из партии и арестовать.
РГАНИ. Ф. 3. Оп. 16. Д. 948. Л. 8. Автограф.
Георгий Жуков: Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. М., 2001. С. 271.
Другие военные мемуары эпохи Брежнева к Хрущеву более благосклонны. В 1970-е маршал Александр Василевский писал: «На тех фронтах, где я был Представителем штаба Верховного Главнокомандующего, Н. С. Хрущев как член военных советов этих фронтов и Политбюро всегда поддерживал со мной самые тесные связи и почти всегда ездил со мной на фронт»[133]. В воспоминаниях Константина Симонова этот маршал, которого Хрущев, став первым секретарем, отправил на пенсию, все равно «оценивал его положительно. Хрущев был человеком энергичным, смелым, постоянно бывал в войсках, никогда не засиживался в штабах и на командных пунктах, стремился видеться и разговаривать с людьми, и, надо сказать, люди его любили»[134].
К. М. Симонов и Н. С. Хрущев в районе Сталинграда
Январь 1943
[Семейный архив автора]
Тетя Рада говорила, что о войне прадедушка вспоминать не любил, хотя в своих мемуарах он уделяет много внимания именно этому периоду. Она считала, что война стала тем переломным моментом, когда из слуги Сталина он начал превращаться в его критика. Начав ее генерал-майором и комиссаром Юго-Западного фронта, он винил вождя в ранних больших потерях.
«Уходя из дома на фронт, — рассказывала Рада, — папа открыл сейф в кабинете и достал какие-то огромные деньги. Мама была поражена. 30 000 старых рублей! У членов Политбюро до реформы 1947-го зарплата была примерно 1000–1500, и он, оказывается, копил много лет. Боялся, что с ним что-нибудь случится, а так у нее бы остались средства нас растить». Но теперь нужно было бояться не Сталина, а Гитлера.
В победе Хрущев не сомневался, но ужасался неподготовленности Советского Союза. Чистки уничтожили офицерский корпус, не только главных маршалов и генералов, но и командующих округами, 90 % начальников штабов и их заместителей, 80 % командиров корпусов и т. д. У СССР было численное превосходство над Германией в танках и самолетах, но полная модернизация советской обороны запоздала. Боевая и штабная подготовка ориентировалась на наступательные действия, а не на оборону; бронетанковые части были неопытны в массовых маневрах; склады боеприпасов и снабжения находились слишком близко к границе[135].
Хрущев был ближе к хаосу первых недель войны, чем его коллеги в Москве. Он был шокирован нехваткой винтовок, пулеметов и всего остального: поступило «указание самим ковать оружие»[136]. Страна оказалась элементарно неподготовлена. Западные области Украины и Белоруссии были захвачены с такой скоростью, что генерал-майор Западного фронта Иван Копец, решив, что война проиграна, застрелился в первый же день. Немцы продвигались на 200 километров в неделю, и Киев оказался под угрозой уже 11 июля, три недели спустя после вторжения Гитлера. В тот же день Сталин телеграммой приказал не дать фашистам переправиться через Днепр: «Получены достоверные сведения, что Вы все, от командующего Юго-Западным фронтом до членов Военного Совета, настроены панически и намерены произвести отвод войск на левый берег Днепра. Предупреждаю Вас, что, если Вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать районы уров [укрепрайонов] на правом берегу Днепра, вас всех постигнет жестокая кара, как трусов и дезертиров»[137].
Телеграмма Н. С. Хрущева Г. М. Маленкову с предложениями о порядке уничтожения имущества МТС и ценного оборудования, не подлежащего эвакуации
9 июля 1941
[РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 1. Д. 22. Л. 60–66]
Напуганные возможными последствиями, Хрущев и командующий фронтом Кирпонос отказались от попытки сберечь людей. Войска остались на правом берегу Днепра, и в сентябре все четыре юго-западные армии были уничтожены. Это была одна из самых ужасных катастроф в истории Великой Отечественной войны.
Предложения об эвакуации Хрущев представил в штаб Верховного главнокомандующего 9 июля. На следующий день Сталин упрекнул его в поспешности: «Ваши предложения об уничтожении всего имущества противоречат установкам, данным в речи т. Сталина, где об уничтожении всего ценного имущества говорилось в связи с вынужденным отходом частей Красной Армии. Ваши же предложения имеют в виду немедленное уничтожение всего ценного имущества, хлеба и скота в зоне 100–150 километров от противника, независимо от состояния фронта… Государственный Комитет Обороны обязывает вас ввиду отхода войск, и только в случае отхода, в районе 70-верстной полосы от фронта увести все взрослое мужское население, рабочий скот, зерно, трактора, комбайны и двигать своим ходом на восток, а чего невозможно вывезти, уничтожать, не касаясь, однако, птицы, мелкого скота и прочего продовольствия, необходимого для остающегося населения. Что касается того, чтобы раздать все это имущество войскам, мы решительно возражаем против этого, так как войска могут превратиться в банды мародеров»[138].
Тогда вождь опасался, что полная эвакуация и тотальное разрушение после отхода Красной армии деморализуют население и войска[139]. Темпы отступления замедлились, зато немецкое наступление продолжалось полным ходом. Люди, организации и вся инфраструктура остались позади и были захвачены, к полному отчаянию Хрущева.
На Западной Украине нерусское население патриотизма не проявляло. Этнические немцы в районе Днестра приветствовали «освободителя» Гитлера. Шифровка из Вознесенска от 4 августа уведомляла Сталина, что они стреляют по отступающим советским войскам «из окон и огородов» и встречают «вступающие» фашистские части «хлебом-солью»[140]. Командование просило Москву предоставить властям на местах полномочия по «немедленному переселению неблагонадежных элементов». Ответ главнокомандующего был краток. «Надо выселить с треском», — написал он красным карандашом. По распоряжению Берии Украинский НКВД эти «элементы» арестовывал, а мужчин от 16 до 60 лет отправлял в стройбаты по всему СССР.