Ледяное пламя Якова Свердлова - Роман Валериевич Волков
Клавдия Новгородцева не согласилась быть просто домохозяйкой и преданной женой, ожидающей мужа с горячим ужином, — не тот у нее был характер. Она стала ближайшей помощницей мужа:
«Из осторожности Свердлов не ходил ни на одну из полученных им явок, не проверив ее надежности. Эта проверка была поручена мне. Днем я работала на книжном складе, а по вечерам Яков Михайлович давал мне адрес того или иного товарища, знакомил меня с паролем, и я отправлялась на явку. Ходить приходилось на Выборгскую сторону, к Нарвской заставе, на рабочие окраины Питера. Найдя нужный адрес и назвав пароль, я подробно расспрашивала товарища, давно ли он в партии, где работал и с кем был связан раньше, обстоятельно беседовала с ним по текущим политическим вопросам и, только убедившись в его надежности, назначала ему встречу с Яковом Михайловичем. О месте встречи мы уславливались тут же. Если квартира товарища была вне подозрений и здесь можно было провести свидание, Яков Михайлович приходил сюда. Если же здесь встретиться было неудобно, я назначала явку у кого-нибудь из подпольщиков, с которыми Яков Михайлович связался раньше. Само собой разумеется, что ни имени, ни фамилии Свердлова я никому не называла, предупреждая лишь, что предстоит встретиться с одним из работников партии, товарищем Андреем. (В Питере Яков Михайлович вновь работал под этим именем.) Не говорила я также, что этот работник — агент ЦК. Таким образом, Свердлов шел на явку, уже имея представление о человеке, с которым предстояло встретиться. Связавшись с рабочим-большевиком того или иного завода, Яков Михайлович через него знакомился с его товарищами и так расширял свои связи на предприятиях Питера» (2).
Эти меры предосторожности современному человеку могут показаться чрезмерными или даже недостойными — робкий муж гоняет беременную жену на явки по холодной столице. Но Клавдия знала, что только таким способом может сохранить Якова на свободе рядом с собой. И тем не менее предпринятых Свердловыми конспиративных ухищрений оказалось недостаточно. Раз уж «Звезда» планировалась к выпуску под прикрытием думской фракции эсдеков, разоблачение всех задействованных было неизбежным. В секретной записке петербургского отделения в Департамент полиции в ноябре 1910 года указывалось: «В последних числах сентября в Петербург приехал агент ЦК РСДРП с паспортом М. Г. Пермякова — „Андрей“. Ему поручено восстановить местную партийную организацию, поставить технику и уладить трения в редакции большевистского периодического журнала, которая до сих пор не может приступить к изданию журнала» (54).
Любопытно, что охранка поначалу считала товарища Андрея ленинским порученцем, нелегально просочившимся через границу. Впрочем, надо отдать должное дотошности жандармов, через архив установивших, что такая партийная кличка была у арестованного четыре с половиной года назад в Перми социалиста-рецидивиста Свердлова. Тут-то и аукнулось Якову нежелание тогда отбывать срок за бродяжничество, а сейчас — стремление пользоваться засвеченным прозвищем. Из столицы отправили запрос в Нарым — как там у вас поживает ссыльный Свердлов? Сибиряки наконец решились проверить привычные отговорки Куйбышева, дескать, Яков Михалыч тут как тут, но на минутку отбежал. А затем прислать в Санкт-Петербург сконфуженную телеграмму — ссыльный бежал, оказывается, несколько месяцев назад. Теперь столичные сыщики идентифицировали загадочного товарища Андрея и начали готовиться к его аресту.
Яков Свердлов невольно сам помог своим преследователям. Точнее, триггером активизации розыскных мероприятий стала кончина гиганта русской литературы. Ранним утром 7 ноября Лев Николаевич Толстой умер в домике начальника железнодорожной станции Астапово. За последними днями классика с тревогой следили и Министерство внутренних дел, и Московское жандармское управление железных дорог, и Святейший синод. Высшие круги опасались, что смерть Толстого может спровоцировать волнения и беспорядки. И это были вполне резонные ожидания — власти тоже почувствовали настроения в обществе, о которых писали Ленин и Свердлов.
Яков на «горячую» новость отреагировал молниеносно. Он сказал Ольминскому: «Необходимо незамедлительно воспользоваться редакционными возможностями. Народ должен услышать позицию нашей партии по Толстому — нельзя упустить такой момент!» Михаил Степанович инициативу своего молодого компаньона одобрил — предложил, тогда и дерзай сам. На себя он взял согласовать воззвание с Петербургским комитетом, составление же текста, печать и доставка распространителям легли на плечи Свердлова. Прокламацию Яков написал буквально за час.
Свердлов начал с того, что сдержанно сформулировал отношение к противоречивой фигуре покойного — говорить от лица всей партии он не рискнул, учитывая градус полемики среди эсдеков по любым вопросам, а изящно обобщил, что «пролетариат глубоко чтит память этого человека». А затем предложил продолжить дело великого литератора. Яков охарактеризовал Толстого как обличителя церкви, как великого искателя правды и проповедника мира, поднявшего свой голос против смертной казни: «Смертная казнь — великое зло, но держится оно на другом, еще более великом зле, которое теперь не устранить демонстрациями: оплот смертной казни — господствующий у нас политический строй, и протестовать против смертной казни — значит бороться с самодержавием». Завершил он прокламацию воззванием на высокой ноте: «Знайте, товарищи, лишь железом и сталью творятся Великие завоевания, а наша сталь — в нашей организованности» (131).
Сообщение канцелярии Управления МВД Санкт-Петербургского градоначальника об аресте Я. М. Свердлова на три месяца. 14 декабря 1910 года. Подлинник
[РГАСПИ. Ф. 86. Оп. 1. Д. 95. Л. 21–22]
Листовку в тот же день размножили на мимеографе на Выборгской стороне. Яков лично проследил, чтобы отпечатанный тираж до вечера попал во все городские партийные ячейки, чтобы успеть распространить прокламацию. К похоронам Толстого в Ясной Поляне через два дня были назначены демонстрации в Петербурге, Москве и имении усопшего графа. 9 ноября на Васильевском острове был проведен массовый сход рабочих. Свердлов выступил с зажигательной речью — он вспоминал покойного графа, который добровольно порвал с привилегиями своего класса. «По всей России и по всему миру разнеслась весть о смерти великого искателя правды и проповедника мира Л. Н. Толстого», — звучало с трибуны. Затем обличал церковь, превратившуюся в прислужницу эксплуататоров, — на примере отлучения от церкви, которому был предан Толстой. В конце речи под бурные аплодисменты Яков призвал рабочих к забастовке и предложил требовать отмену смертной казни, чего добивался и Лев Николаевич (131).
В ходе митинга
