Ледяное пламя Якова Свердлова - Роман Валериевич Волков
В начале нового, 1911 года Свердлов получает свой приговор — четыре года ссылки все в том же Нарыме. Такова была особенность уголовно-исполнительной системы Российской империи. Беглых ссыльных в случае поимки попросту возвращали на место отбытия наказания, зачастую даже без изменения срока. Почему бы не бежать при таких-то условиях? Фактически это была беспроигрышная лотерея. Повезет — будешь созидать революцию на нелегальном положении в России или же вальяжно в эмиграции. Нет — так продолжишь отбывать присуженное, что прервал ради отпускного турне. Якову попросту немного не повезло попасться именно в столице на излете столыпинского режима. Да и то дополнительные два года — не такая уж высокая цена за обретенное и сделанное.
Поэтому после приговора Свердлов, как ни парадоксально, требовал скорейшего этапа из Петербурга, чтобы как можно быстрее вернуться в этот город к любимой жене. Но тюремная администрация не торопилась, месяц проходил за месяцем, а Яков продолжал маяться в одиночке. Письма отражают настрой Свердлова в это время — он усмирял свою кипящую натуру, успокаивал и сдерживал: «Делать нечего — жду; пока все же более или менее спокоен, и это хорошо, не хочу нервничать, ибо ко мне это совсем не идет, да и вредно» (128). Места своей будущей ссылки он на тот момент не знал — арестантам конечную точку этапа не объявляли, поэтому Яков мог только гадать, куда его отправят.
Тем временем пришло известие из-за границы. Большевики зализывали раны, нанесенные им годом ранее на Парижском пленуме. Ленин весной открыл в городке Лонжюмо собственную партийную школу — в противовес Каприйской, которую оккупировала группа «Вперед». Первый набор студентов сел за лекции. Среди учащихся был, например, Григорий Орджоникидзе по прозвищу Серго — бывший дворянин и будущий отец советской индустриализации. Серго был учеником Камо и одним из виднейших экспроприаторов Закавказья, первый свой срок он отсидел не за политику, а за бандитизм. Яков за удачливого сверстника и незнакомого пока еще соратника, да и за остальных студентов, был искренне рад. Среди преподавателей были, кроме самого Ленина: Инесса Арманд, Григорий Зиновьев, Лев Каменев, Анатолий Луначарский, а также давний наставник и руководитель Якова — Николай Семашко (132).
Более того, Николай Александрович той весной совершил еще одно весьма приятное для большевиков дело. Он состоял членом и казначеем Заграничного бюро ЦК РСДРП и фактически развалил данный орган. Семашко вышел из его состава, прихватив с собой как кассу и кассовые книги, так и бесценные документы, отражавшие нелегальную транспортировку партийных изданий на территорию Российской империи — главного оружия эсдеков. Это была симметричная и пусть неизящная, но крайне эффективная месть меньшевикам за развал Большевистского центра годом ранее, а также изъятие у них наследства Николая Шмита (133). Свердлов, читая гневные филиппики на похождения своего учителя, заливался смехом: «Так их, Николай Александрович, пусть поймут, что красть у товарищей — последнее дело!»
11 апреля 1911 года Яков получил долгожданное радостное известие. Надзиратели поначалу было решили, что их подопечный тронулся рассудком. В одиночных камерах подобные печальные исходы были совершенно обыденным делом. Свердлов, получив утреннюю почту, громко пел революционные песни, маршировал, то и дело принимался хохотать и кричать в полную силу своего звучного басовитого голоса: «Ну, товарищ Андрюха, теперь-то мы с тобой капиталистам покажем!» Докладывать начальнику, после некоторого коллективного размышления, тюремщики торопиться не стали. Дабы выяснить детали происходящего, делегировали одного из надзирателей, и тот во время прогулки спросил — мол, чего бузишь, Свердлов? Яков улыбнулся и хлопнул по плечу тюремщика: «Так сын у меня сегодня родился. Андреем назвали!»
Но и первую жену и дочку любвеобильный Яков тоже не забывал. Характерно, приписка Жене сделана печатными буквами и уже с ерами, по правилам орфографии (кое-где Яков приписал их потом, в обычной переписке он еры не использовал). Письмо Я. М. Свердлова первой жене Екатерине Федоровне Шмидт и дочери Евгении (Е. Я. Свердловой) о скорой отправке в Сибирь. 9 апреля 1911 года
[РГАСПИ. Ф. 86. Оп. 1. Д. 136. Л. 2–2 об]
Имя для малыша Яков и Клавдия придумали заранее. Свердлову казалось весьма остроумным передать свое знаменитое партийное прозвище по наследству, если у него родится сын. Однако, несмотря на невероятный эмоциональный подъем, на чувство, распиравшее его изнутри, наполнявшее силой сворачивать горы и переходить моря вброд по колено, Яков испытывал сильную горечь. В те апрельские дни он отправил Клавдии нежное письмо, между строк которого читается и печаль: «Дорогая моя Кадя! Письмо твое из лечебницы от б. IV получил вчера. Поздравляю тебя, себя я уже поздравил, страшно хочется расцеловать тебя и маленького зверька, но тебя прежде всего. Рад безмерно. Итак, одно из твоих самых сильных желаний — 1) иметь сына и 2) здорового — исполнилось… Как бы я хотел быть сейчас вместе с вами!» (73)
Глава 22. Во глубину сибирских руд
5 мая 1911 года приговор Свердлову был утвержден. А в конце мая его отправили по этапу. В арестантском вагоне из Петербурга до Томска он добирался две недели, потом еще неделю ждал парохода, идущего вверх по Оби. Поздним вечером 18 июня Якова вместе с двумя другими ссыльными доставили из томской пересыльной тюрьмы на пристань. Группу ссыльных конвоировали двое полицейских, они должны были их доставить до села Колпашево на судне под незатейливым названием «Колпашевец». Ночью пароход отчалил, но Свердлова на нем не оказалось — расслабившиеся стражи порядка, решившие употребить за добрую дорогу, не дожидаясь, пока «Колпашевец» отчалит, прозевали самого главного своего подопечного. А ведь начальник их инструктировал — дескать, парень этот, Свердлов, дерзкий и прыткий, следите за ним в четыре глаза. Но о побеге выпивохи узнали только в Колпашеве — позже, чем их непосредственный начальник.
Несмотря на глубокую ночь, на пристани было многолюдно. По великой реке в низовьях только-только открылась навигация, купцы и государевы служащие спешили на север. В шумной суете, среди криков, беготни портовых амбалов,
