Сибирские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

и в пуху. Мужик давай его щелкать. Поп вырвался да бежать по деревне, прямо домой, к попадье. Народ все глядит. «У нас, — гварят, — поп ошалел, весь в смоле да в пуху бежит». А попадья и спрашиват: «Чо, — гварит, — батюшка, над тобой сделалось?» — «Да вот, — гварит, — там больную женщину позвали исповедовать, а она совсем дурная, кинулась на меня, я побежал от нее прятаться, бочку со смолой повалил и в пух забрался».

Жена ему поверила, думат, правда. А в деревне стали звать: «Хитрый поп смоляной».

Жихорка

(Указатель № 327.С)

ыли-жили Жихорка, воробей да кот: Воробей да кот пошли дрова рубить, Жихорка остался дома. Они и говорят: «Яга Ягонишна придет, так смотри ничо не говори, а то она тебя утащит».

А Яга Ягонишна села в ступу, пестом понужат, а помелом следья заметят. Вот приехала к ним в комнату и говорит: «Вот эта котова ложка, эта Воробьева ложка, а это Жихоркова ложка». А Жихорка кричит: «Не тронь, Яга, мою ложку!» — «Вот мне, — гварит, — тебя и надо». Взяла этого Жихорка и потащила. А Жихорка кричит: «Потащила меня Яга за крутые горы, за темны леса!»

Вот кот бежит — земля дрожит, воробей летит — лес трещит. Отобрали этого Жихорка, привели домой.

На другой день опеть отправляются дрова рубить. «Смотри, — гварят, — молчи, а то теперь мы далеко уйдем, ты нас не доревешься».

Яга села в ступу, пестом понужат, помелом следья заметят, приехала, опеть зашла в комнату, опеть стала ложки перебирать: «Эта котова ложка, эта Воробьева ложка, эта Жихоркова». Он опеть кричит: «Не тронь мою ложку!» Она: «Вот мне тебя и надо». Ну и поддела его и потащила снова. Вот этот Жихорка кричал, кричал: «Кот, воробей, потащила меня Яга за крутые горы, за темны леса!» Так и не мог докричаться, она уперла его.

Принесла, старшей дочери говорит: «Ты мне изжарь его, а я поеду на добычу».

Истопила дочь печку, положила Жихорку на лопату, зачала в печку пихать. Он руки расшеперил, ноги расшеперил, она не может его пропихать. Говорит: «Ляг, растяни ручки и ножки, тогда пролезешь». — «Я не умею, ты ляг и покажи». Дочь-то легла, он ее фур в печку, заложил печку, она там и изжарилась. А Жихорка остался, сидит.

Вот Яга Ягонишна пришла, отворила заслонку, съела мясо, оглодала, кости на улку выбросила и начала кататься на их: «Покататься мне, поваляться мне на Жихоркиных косточках». А он говорит: «Катайся, Яга, валяйся, Яга, на дочерниных косточках». — «Ух, дак ты живой, погоди, завтра тебя друга дочь изжарит».

Наутро и друга истопила печь и тоже его зачала пихать, он руки-ноги растопырил — не лезет. Она говорит: «Ты, Жихорка, ручки-ножки растяни». — «А я, — гварит, — не умею, ты ляг и покажи». Вот она и легла ему показывать.

Он фур ее в печку, заслонил заслонкой, она изжарилась.

Яга пришла, отворила заслонку, вытащила мясо, скушала, оглодала опеть и выбросила кости, опеть начала кататься: «Покататься мне, поваляться мне на Жихорковых косточках». — «Катайся, Яга, валяйся, Яга, на дочерниных косточках». — «A-а, дак ты живой! Ну я третью заставлю».

И заставила третью.

Та утром встала, печку истопила, на лопату положила его кидать. А он руки-ноги расшеперил, никак не лезет. «Ты, — гварит, — растяни ручки-ножки». — «Да я не знаю, как, ты ляг да покажи мне». Вот легла показывать, он ее фуркнул в печку и заслонил. Ну она изжарилась там, а он спрятался.

Вечером приехала Яга, вытащила мясо и скушала опеть, кости выбросила, на костях кататься опеть стала: «Покататься мне, поваляться мне на Жихорковых косточках». — «Катайся, Яга, валяйся, Яга, на дочерниных косточках». — «A-а, дак ты живой, завтра я тебя сама изжарю».

И вот утром истопила печку, зачала его пихать в печку. Опеть руки-ноги растопырил, не лезет. Она говорит: «Ты, Жихорка, ручки-ножки растяни». — «Я, — гварит, — Яга, не умею, ты ляг да покажи». Она взяла легла на лопату, он фыркнул ее в печку и заслонил и заслонку прижал, чтобы она не вылезла оттуда.

Как она ужарилась, он вытащил это мясо и съел эту Ягу Ягонишну и все стал знать, как Яга же Ягонишна, сял в ступу, взял помело и пест, пестом пону-жал, а помелом след заметал и обратно приехал к коту и к воробью. И стали жить да живота наживать.

Как лиса волка обманула

(Указатель № 15. Начало — № 43)

ыли-жили волк да лиса. И вот лиса ледяной дом поставила, а волк лубяной. Он ей говорит, что «не делай, кума, домик ледяной: растает весной».

Весна пришла, у лисицы-то растаял этот дом-то. Ну она приходит: «Пусти, куманек, меня на фатерку, у меня растаяла хата-то». А он: «Я тебе говорил, што ледяна растает», — и пустил ее: сперва под порожек, потом на голубчик. Тут уж она залезла на печку. Нашла у него в погребу масла кадушку и вздумала сьисть.

И вот приходит ночь, она лежит на печи, стукат хвостом. «Кто же, кума, стукат?» — «Да меня в баушки зовут». — «Ну иди, кума, чо ты нейдешь?» И вот она сходила, поела масла, приходит. Он спрашиват: «Кто, кума, родился?» — «Да зачинушек».

На другу ночь опеть стукат, опеть «в баушки зовут». — «Ну дык чо нейдешь? Иди». Она пошла, поела там масла, приходит. Он спрашиват: «Ну чо, кума, кто родился?» — «Да середушек, — гварит, — родился».

Ну и вот на третью ночь опеть стукат. Это чо, кума, стукат?» — «Да меня в баушки зовут» — «Ну дак чо, кума, нейдешь?» Пошла да все масло доела, оскребла. Приходит. «Кто, кума, родился?» — «Да заскребушек родился».

Ну и вот они маленько пожили, волк увидал, што у него масла нет, он и говорит: «Ты, кума, масло-то съела». — «Што ты, што ты, куманек, да ты пошто же это на меня? Да я ходила в баушки, не масло ела». Ну и он ее стал выгонять, она говорит: «Давай печку затопим да проверим, узнаем, кто масло съел».

Затопили печку. Печка растопилася, они латки поставили, сяли в латки, у кого натопится масло. Ну чо, лисица масло съела, так у ней полна латка натопилася, а у волка нет ничего. Волка-то пригрело, он уснул, лисица взяла свою-то латку ему поставила, а просту-то — к себе. И давай будить: