Виктор Черномырдин: В харизме надо родиться - Андрей Вячеславович Вавра

Во-первых, очень многих знал. Губернаторов – лично. Очень быстро перезнакомился со всеми депутатами фракции – их было под 80 человек. Когда депутат просил, находил время принять. Часто встречался отдельно с фракцией. Он понимал важность движения, партии, фракции».

Ельцин практически с самого начала как-то отстранился от партстроительства, которое сам же и затеял. Никак не выражал ему своей поддержки. А накануне голосования заявил, что все партии наберут по 5–8 %. Ну, НДР, может, выйдет, расщедрился он, на 10–12 %.

Рыжков: «Мы ждали, что БН нас поддержит. А он не поддержал. Нас это обидело. Мы ждали от него поддержки. По его инициативе создали, а он потом устранился. Поддержки ни от него, ни от администрации не было».

Все недоумевали – даже самые приближенные люди, – почему Ельцин открыто не высказался в поддержку НДР. В частности, это подробно обсуждалось Коржаковым и ЧВС на известной записи их разговора в Президентском клубе:

«К. Зажать из Москвы кого хотите можно.

Ч. Тогда я тебе, чтобы понятней было, пример приведу. Почему же я не сломал их всех через колено, когда “Наш дом – Россия” делал. Не сказал: только “Наш дом”, и больше никто. Посмотри, сколько против “Нашего дома”.

К. Это разные ситуации – голосовать за “Наш дом”, в котором неизвестно кто, или голосовать за конкретного человека.

Ч. Голосовали за Черномырдина, а не за “Наш дом – Россия”. Согласен?

К. Нет, не согласен. Голосовали даже больше за Ельцина.

Ч. Это другое дело. И если бы Борис Николаевич не высказался про “Наш дом”, то мы бы не 6–7 процентов набрали, а все 20. Первый удар нанес Борис Николаевич. Он сказал: “Ну, что такое Наш дом, – 6–7 процентов”…

К. Надо было пойти к президенту и попросить, чтобы он сделал обратный ход.

Ч. А я ему сразу сказал: “Борис Николаевич, это моя разве инициатива? Это нам всем надо. Зачем вам нужно было так говорить?” Он потом отыграл. Но меня и сейчас губернаторы спрашивают: “Мы не можем понять: вы вместе или не вместе?” Я говорю: “Вы что? Почему вы не можете понять?” – “Не можем понять, и все”.

К. Я даже помню, что, когда он вам предлагал возглавить движение, вы тогда поначалу отказывались.

Ч. Отказывался. Зачем мне это надо?»

Чувствуя, что «партия власти» явно не может рассчитывать на победу, – впрочем, наверняка ему докладывали и социологические опросы – Ельцин решил от нее отстраниться. Не может глава государства быть рядом с неудачниками.

Политика…

* * *

Но главная интрига этого партстроительства заключалась все-таки прежде всего в выходе премьер-министра на арену публичной политики. Было совершенно логичным предположить намерение ЧВС в обозримом будущем стать кандидатом в президенты.

После событий в Буденновске, после того, как он спас полторы тысячи заложников, о ЧВС начали писать как о сильной и достаточно самостоятельной политической фигуре, способной принимать ответственные решения. Черномырдин во время пребывания президента в Галифаксе даже позволил себе высказать критику в адрес руководителей «силовых» ведомств, которые подчинялись непосредственно главе государства.

В мемуарах Ельцин написал про НДР: «Блок левых партий… в декабре 95-го получил в новой Думе более 40 процентов голосов… А так называемая партия власти во главе с Виктором Черномырдиным еле-еле набрала десять».

Ну так ведь губернаторы, услышав от президента эту цифру – 10–12 %, – четко ее и придерживались. Не меньше, но и не больше.

С одной стороны, Ельцину нужна была новая, менее оппозиционная Дума, с которой правительство могло бы конструктивно работать. А единственной из значимых фигур, которая могла бы возглавить новую провластную партию, имеющую сильные позиции в Думе, был ЧВС. И, как вспоминает Юмашев, Борис Николаевич очень сильно переживал, что НДР не смог выиграть выборы.

Но вот почему он его все-таки не поддержал?

Рассказывает Юмашев:

«Борис Николаевич очень хотел, чтобы НДР выиграл. Но там была какая-то странная история. На сентябрьской пресс-конференции президент достаточно скептически высказался о НДР, предсказал ему 5–8 % на выборах. Сказать так значило дать ясный сигнал регионам: затея с партией не очень-то и важная. Можно сильно не стараться собирать для нее голоса. И это сильно расслабило региональных лидеров – раз БН так сказал, тогда могут и проигрывать. Что, конечно, катастрофа для партии власти.

Странная история. Думаю, что тут не обошлось без Коржакова: тот сильно не любил ЧВС и все время на него капал. Может, где-то сказал: “Борис Николаевич, не надо, чтобы они слишком много набрали. Вот если 10 процентов плюс еще одномандатники, у них тогда будет половина в Госдуме”. Все, кто занимался политикой, – Илюшин, Сатаров – они хотели, чтобы НДР набрал 20–25 %. Для БН это был сильный удар. Ладно, Гайдар в 93-м проиграл, потому что у него меньше был опыт, он в политике не так разбирался, как ЧВС. А у ЧВС с губернаторами, политиками хорошие отношения, и он эту партию раскрутит. И когда вдруг 10 %… Я знаю, как БН переживал, когда они проиграли. Он жутко хотел, чтобы Дума была другой, чтобы с ней можно было работать, а не только воевать».

Действительно, покажи НДР высокий результат, и у Ельцина не будет оснований менять правительство после президентских выборов. Значит, Коржакову и его протеже Сосковцу в этом случае опять ничего не светит.

Правда, определенные основания «дуть в уши» у Коржакова все-таки были. Постаралось окружение премьера – со слов Коржакова, люди премьер-министра в его отсутствие пьют за здоровье президента Черномырдина (впрочем, в тогдашней жесткой политической борьбе нельзя исключить, что имела место провокация спецслужб). Грешно сомневаться, что главный президентский охранник не доложил это своему шефу. Такое президенту вряд ли понравилось. Ельцин не особенно любил, когда ему преемника подбирают без его согласия.

С одной стороны, президенту очень хотелось, чтобы ЧВС выиграл и Дума стала конструктивным партнером правительства. С другой – так ли уж Ельцину был нужен премьер, опирающийся на доминирующую в парламенте партию? Это не вписывалось в ту политическую конструкцию, которая создалась после 1993 года. Противоречило идеологии Ельцина, для которого власть в государстве строилась – по факту – на единоначалии. Такого премьера нелегко сменить. Управляемость уплывает из рук. Возникают институты и процедуры, которые основательно связывают руки. Тут не получилось бы – раз что-то идет не так, «дай-ка я поменяю премьера». А с третьей – Ельцин всегда старался себя позиционировать как президента всех россиян – независимо от их партийных пристрастий. А значит, связывать себя с одной партией не мог по определению. Попытка была обречена.