Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин
Николай Андреевич Борисов.
[Из открытых источников]
После первой поездки с Борисовым на стройку под Кыштымом Славский уже несколько более определенно представлял, чем вскоре ему придется заниматься вплотную как куратору от ПГУ. Про директорство речи тогда еще не шло. Ведь еще 9 апреля 1946 года первым директором будущего комбината был назначен инженер-полковник Петр Тимофеевич Быстров. Встречая «полувысокое» начальство в лице Славского и Борисова, он быстро и толково доложил текущее состояние дел, показал все площадки, где кипела работа. Предложил пообедать в его временном кабинете с «коньячком», но Борисов, опережая согласие своего коллеги по ПГУ, быстро отказался: «Некогда, пообедаем в вашей столовой, посмотрим, чем рабочих кормите».
Быстров был прост, покладист, даже как бы немного застенчив. «Слишком уж покладист», – отметил про себя тогда Славский. Невольно вспомнил задерганного приемкой эвакуированных первого директора УАЗа Виктора Петровича Богданчикова и как ему пришлось заменять его после внезапной смерти. Но тут же отогнал от себя вздорное сравнение. Конечно, он не представлял, что вскоре им придется работать здесь с Борисовым, деля один директорский кабинет…
Абсолютно все в этом мегапроекте было внове! Никто еще не знал, что в ближайшие два года строительство завода потребует 5 тысяч тонн металлоконструкций и оборудования, 230 километров трубопроводов и 165 километров электрических кабелей, 5745 задвижек и другой арматуры, около 4 тысяч приборов. Высчитывалось все на ходу, а количество проблем и их сложность росли по мере продвижения проекта.
В конце лета прибыли токарно-винторезные станки с ременным приводом. Их немедленно установили на основания в Ремонтно-механическом заводе, у которого даже не было крыши. Запыхтела и застучала кузница с коксовыми печами и кузнечными молотами. Уже в августе сорок шестого пошла первая местная металлопродукция: болты для опалубки, строительные скобы, фланцы, кирки, нехитрые запчасти для строительной техники. При этом спецпереселенцы работали на заводе, обогреваясь мангалами, дымящими прямо между станками, ютились с семьями в землянках и утлых сараях, образовавших целые поселки «нахаловок».
По постановлению Совета Министров СССР от 9 апреля 1946 года исполком Челябинского областного совета депутатов на своем заседании 24 апреля утвердил под строительство комбината № 817 изъять земли жителей села Течи, колхоза «Коммунар», совхоза № 2 Нижне-Кыштымского электролитного завода, подсобного хозяйства Теченского рудоуправления, подсобного хозяйства Челябинского торга – всего 1159 гектаров, включавшие озера Кызыл-Таш и Иртяш.
Людей, однако, не просто сгоняли с земли, но переносили за счет стройуправления НКВД все строения, которые было возможно перенести. За ветхие выплачивались деньги, давалась льготная ссуда на обустройство на новом месте. Желают ли местные жители и организации переселяться, никто, понятно, не спрашивал.
Вокруг «города Зеро» образовывалась обширная запретная зона. Позже ее явочным порядком еще расширили, что даже привело к искам со стороны «ограбленных» энкавэшниками местных колхозов и разбирательству через челябинского прокурора. Представьте себе, и такое было возможно в якобы «беззаконные» сталинские времена… Победили, конечно, «режимники», но для расширения запретной зоны Совмину 21 августа 1947 года пришлось принимать новое постановление.
Все жители расширенной режимной местности были обязаны иметь паспорта и прописку. Им категорически запрещалось пускать кого-либо без местной прописки даже на ночлег. При себе они были обязаны всегда иметь паспорт для проверки, а также помогать милиции отлавливать «посторонних». Кроме того, из особорежимной зоны были выселены почти 3000 «неблагонадежных» граждан вместе с детьми.
Примечательно, что, несмотря на все эти меры, секрет стройки удалось сохранить лишь отчасти. Уже через год кыштымцы «знали», что неподалеку от них будут строить «атомные корабли».
Между тем на «Базу-10» с сентября 1946 года начали прибывать специалисты разного профиля. Людей отбирали тщательно по деловым качествам – в НИИ, КБ, на заводах, госучреждениях. Разумеется, проверялась и политическая «благонадежность», происхождение. Хотя в случае уникальных по своим компетенциям ученых на последнее смотрели в самую последнюю очередь и не очень пристально.
Направления на работу в закрытые города назывались «путевками». «Выписывали» их в обкомах партии и в областных комитетах ГБ. Первые сто специалистов прибыли на будуший атомный комбинат с челябинских оборонных предприятий. Ветеран комбината «Маяк» В.А. Шамаков вспоминал: «В декабре 1946‐го я приехал на место своей новой работы. Поселился в бараке, который достраивался на моих глазах. Сразу стал возникать своеобразный быт, немного похожий по типу на жизнь геологов или лесорубов. Ежедневная вечерняя топка плиты в комнате, заготовка перед этим дров. Сушка около нее одежды и обуви. Одеждой были главным образом ватные телогрейки, а обувью – сапоги. Почти все вечером что-нибудь варили и жарили. Очень «в моде» были у нас тогда котлеты, сделанные из фарша чебаков. Не хватало всего: питания, одежды, посуды, обуви и т. д. Но я не помню, чтобы кто-то хныкал или жаловался» [36. С. 84].
Приказ 0291сс/оп начальника Первого Главного управления при Совете Министров СССР Л.Б. Ванникова по организации работ на объекте № 817.
[Центральный архив госкорпорации «Росатом»]
Как говорится в русской пословице, «глаза боятся, а руки делают». Главную стройку в ускоренном темпе накачивали людьми; наконец стала понемногу прибывать строительная техника: экскаваторы, бурильные машины, грузовые мотодрезины. Теперь каждый день окрестности оглашал стук отбойных молотков и взрывы.
Скальный грунт из котлована в две смены днем и ночью выгрызали 11 тысяч землекопов. Заключенные мрачно шутили: «Роем себе самую глубокую в мире могилу».
Страна, с трудом залечивающая раны войны, пережившая в сорок шестом небывалую засуху, погубившую урожай зерновых, напрягаясь давала в итоге «атомным стройкам» все, что было нужно. И более всех требовала «База-10». Как только наладили железнодорожное сообщение, сюда со всего Союза пошли грузовые составы. Из Баку – компрессоры и моторное масло, из Башкирии – бензин и дизтопливо, из Свердловска – лес и теодолиты, из Новосибирска – моторы, из Ташкента – электрический провод, из Куйбышева – запорная арматура, задвижки, из Харькова – станки. Всего за 1946 год сюда пришло 364 тысячи тонн разных грузов! [5].
В конце 1946 года на ударной стройке, несмотря на свирепые морозы, стало совсем «жарко». Неожиданно для строителей и руководства стройки из центра
