Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин

«…Используя своё служебное положение, сколотил враждебную Советскому государству изменническую группу заговорщиков… для захвата власти и ликвидации советского рабоче-крестьянского строя в целях реставрации капитализма и восстановления господства буржуазии».

Обвинялся руководитель советской разведки и Атомного проекта также в «измене Родине» и «работе на английскую разведку».

По официальной версии, Берию казнили после закрытого суда вместе с шестью высокими чинами МГБ и МВД 23 декабря. По другим данным, Лаврентия Павловича без суда по-тихому пристрелили уже в день ареста. Ходили по Москве слухи и о перестрелке у дома Берии.

В своей книге, вышедшей уже в 1990‐х, сын Лаврентия Павловича Серго Берия так описывает те события:

«Примерно в полдень 23 июня, я находился в кабинете генерал-полковника Бориса Львовича Ванникова… ближайшего помощника моего отца по атомным делам. С отцом и я, и Ванников должны были встретиться в четыре часа и доложить ему о подготовке к проведению взрыва первой водородной бомбы. Не встретились.

Часов в двенадцать ко мне подходит сотрудник из секретариата Ванникова и приглашает к телефону. Звонил летчик-испытатель, дважды Герой Советского Союза Ахмет Хан, испытывавший самолеты с моим оборудованием. (…) «Серго, – кричал он в трубку, – тебе одну страшную весть сообщу, но держись! Ваш дом окружен войсками, – у вас дома была перестрелка. Ты все понял? А твой отец, по всей вероятности, убит. Тебе надо бежать, Серго! Мы поможем. Я уже выслал машину к кремлевским воротам, садись в нее и поезжай на аэродром. Я готов переправить тебя куда-нибудь, пока ещё не поздно».

Далее Серго Лаврентьевич описывает, что увидел у дома бронетранспортеры, разбитые окна отцовского кабинета, выбоины от крупнокалиберного пулемета. И услышал от охранника, что из дома выносили кого-то на носилках, накрытых брезентом.

«В кабинете Ванникова нас ждал Курчатов. Оба начали звонить Хрущёву. Догадывались, видимо, кто за всем этим может стоять. При том разговоре присутствовало человек шесть. Ванников сказал, что у него в кабинете находится сын Лаврентия Павловича, и они с Курчатовым очень надеются, что ничего дурного с ним не случится. Хрущёв тут же их успокоил. Пусть, мол, Серго едет к родным на дачу и не волнуется…» [34. С. 254].

Сын Берии повествует также, что на встрече в конце 1950‐х в Свердловске, которую организовал Георгий Жуков, тот поклялся ему, что не принимал участия в аресте и убийстве его отца.

Так это было или нет – судить сложно. Хотя зачем столько лет спустя врать Серго Берии – человеку достойному во всех отношениях, орденоносцу, доктору наук, одному из двух главных конструкторов (вместе с П.Н. Куксенко) блестящей системы ПВО «Беркут», создавшей непробиваемый «купол» над Москвой?

Если абсолютное большинство советских людей абсурдные обвинения и высшая мера наказания ближайшему сподвижнику покойного Вождя никак не взволновали, породив лишь известную частушку «Лаврентий Палыч Берия вышел из доверия…», то для руководителей Атомного проекта из Спецкомитета и ПГУ это стало шоком, едва ли не большим, чем смерть Сталина. Дикость обвинений понимали все. Как и собственное «подвисшее» положение в качестве «соратников Берии».

На пленуме ЦК, кроме «прозревших» вдруг высших сановников государства, с «разоблачением» бывшего наркома и командира Атомного проекта выступили люди, непосредственно работавшие под началом Лаврентия Павловича. Например, сменивший его на посту «атомного командующего» член ЦК КПСС В.А. Малышев. Называя Берию «врагом народа», Вячеслав Александрович в своем выступлении, сам, видимо, того не понимая, оставил потомкам свидетельства об эффективности руководства этого суперуправленца, для которого главным было Дело, а не партийный «политес», соблюдение которого тормозило бы все работы.

«Стиль руководства Берия – диктаторский, грубый, непартийный. …с его стороны были только приказы, команды секретарям областных комитетов партии. Многие секретари могут сказать, что было только понукание – ты то-то сделай, другое сделай… Я должен сказать, что, конечно, мы и с его авторитетом считались, мы считали зачастую его непогрешимым, а иногда и просто побаивались, несмотря на положение свое как членов ЦК, боялись его, чего там греха таить… Мы начали копать архивы и обнаружили, что он подписал целый ряд крупных решений без ведома ЦК и правительства, например, в плане работ на 1953 год по очень важному конструкторскому бюро, работающему над конструкцией атомных бомб… Он скрыл и единолично подписал целый ряд других решений, которые будут стоить многих и многих сотен миллионов рублей, решений по специальным вопросам… Нам… зачастую было обидно и больно видеть, как Берия грубо обрывал, третировал не только нас, министров, – мы уже с этим делом смирились, – а руководящих деятелей нашей партии и правительства».

Не «подвел» устроителей этого заочного (а скорее всего, посмертного) партсудилища и Авраамий Завенягин, назвав своего бывшего руководителя «прохвостом», «подлецом» и, постаравшись расписать его «почернее»: «Я довольно долго работал с Берия и имел возможность наблюдать этого человека. С самого начала бросалось в глаза главное качество Берия – это презрение к людям. Он презирал весь советский народ, презирал партию, презирал руководителей партии. И в этом презрении оказался слепцом. Он считал членов Президиума ЦК за простаков, которых он может в любой момент взять в кулак и изолировать. А оказался сам простаком, слепым бараном. Наш ЦК проявил прозорливость и этого подлеца, авантюриста вовремя изолировал.

Мне кажется, в оценке Берия как работника имеется преувеличение его некоторых положительных качеств. Всем известно, что он человек бесцеремонный, нажимистый, он не считался ни с кем и мог продвинуть дело. Это качество у него было. Но с точки зрения того, чтобы понять вопрос, серьезно вникнуть в суть дела, – я бы сказал, что Берия был туповат».

А в завершение грубо польстил партбонзам: «Без лести членам Президиума ЦК могу сказать: любой член Президиума ЦК гораздо быстрее и глубже может разобраться в любом вопросе, чем Берия».

Это был, конечно, апофеоз несправедливости по отношению к Лаврентию Павловичу. По контрасту с этой сервильностью в истории осталась короткая реплика И.В. Курчатова. Его тоже «тащили» выступить против Берии на пленуме. Но он решительно отказался, сказав как отрезав: «Если бы не Берия, бомбы у нас бы не было». Не обличал своего грозного начальника и Б.Л. Ванников. Хотя, в отличие от «Бороды», который был незаменим в Атомном проекте, рисковал многим.

Любопытно, что Завенягину пришлось после отработанного «обличения» вступить в полемику с членами ЦК. Приведем этот короткий диалог, поскольку он прямо относится уже не только к Берии, но и ко всей работе ПГУ и Минсредмаша, а значит, и к герою этой книги. Речь зашла о строительстве «атомных городов».

«Маленков: Это дело контролировать придется, потому что там деньги расходовали без должного контроля.

Завенягин: Контроль нужен безусловно.

Каганович: Строили не города, а курорты.