Белые пятна Великой Отечественной войны - Алексей Валерьевич Исаев

Если уж говорить о «царице полей», то необходимо сказать следующее. По штату военного времени, введенному в апреле 1941 г., советская стрелковая дивизия должна была насчитывать 14 483 человека, по штату мирного времени основного состава (№ 4/100) она насчитывала 10 291 человека, а по штату мирного времени сокращенного состава (№ 4/120) – 5864 человека[12]. Фактическая укомплектованность стрелковых дивизий 5, 6, 26 и 12-й армий КОВО к началу войны колебалась от 7177 до 10 050 человек, в среднем составляла 9500–9900 человек[13]. Ни одна дивизия армий прикрытия не содержалась по штату военного времени. Может быть, ситуация изменилась в последние дни перед войной? Имеющиеся документы говорят, что учебные сборы мая – июня 1941 г. касались соединений в глубине построения войск округов, а не армий прикрытия[14]. Более того, встречающиеся в литературе утверждения о запуске весной 1941 г. механизма скрытой мобилизации, именуемого «большие учебные сборы» (БУС)[15], подтверждения документами также не находят. Также можно привлечь показания непосредственных участников событий. На допросе в немецком плену командующий 6-й армией И. М. Музыченко уверенно ответил: «6-я армия была к началу войны на штатах мирного времени»[16].

Таким образом, нельзя не согласиться с полковником Дэвидом Гланцем, прямо утверждавшим, что Красная армия к 22 июня 1941 г. была армией мирного времени[17]. К этому можно добавить: «находившейся в разгаре процесса реорганизации». Для перехода в статус армии военного времени требовалась мобилизация, которая была сорвана немецким нападением. Дивизии приграничных армий получить людей и технику по мобилизации в первые дни войны просто не успели. С отмобилизованными соединениями в близкой к штатной численности вермахт столкнулся уже в июле 1941 г., на рубеже Днепра, после разгрома войск особых округов.

Всего вышеописанного самого по себе было бы достаточно для серьезного поражения в столкновении с отмобилизованной армией, реорганизация которой завершилась еще в 1940 г. Однако главной причиной катастрофического развития событий летом 1941 г. все же было другое. Если в Перл-Харборе повышение боеготовности достигалось нажатием кнопок, закрывающих гермодвери и заслонки, создание группировки на границе, способной отразить нападение главных сил германской армии, требовало куда большего времени и усилий.

В мирное время в приграничных, именовавшихся «особыми» округах содержалось ограниченное количество стрелковых дивизий. Если их выстроить у границы, то каждой достался бы фронт около 30 км на всем протяжении от Карпат до Балтийского моря. Советские уставы рекомендовали для обороны фронт в 10–12 км на дивизию, т. е. вдвое-втрое меньший. Чтобы образовать такой заслон на границе, нужны были, во-первых, дивизии из глубины построения особых округов (их так и называли в переписке «глубинными»), а во-вторых, дивизии из внутренних округов, т. е. с Урала, Северного Кавказа, Сибири и Поволжья. Перевозка этих войск требовала в общем случае около 30 дней. Таким образом, чтобы Красной армии встретить врага во всеоружии, нужно было принять решение о формировании у границ крупной группировки войск минимум за три-четыре недели до нападения. Вскрытия планов противника и однозначной трактовки группировки войск у границы на рубеже мая и июня 1941 г. в Москве не было. Осознание опасности стало фактом 10 июня 1941 г., но за оставшиеся 12 дней выдвижение войск из глубины округов и внутренних округов не было закончено.

В итоге против 40 стрелковых дивизий на границе, растянутых на 30 км и более, немцы утром 22 июня 1941 г. выставили более 100 дивизий. На направлениях главных ударов превосходство было подавляющим. Все это предсказуемо привело к поражению армий особых округов и многочисленным прорывам фронта, причем не только на направлениях ударов танковых групп. Имея численное превосходство, немецкая пехота прорывала оборону на границе на львовском направлении, под Гродно и в Прибалтике.

Возникает закономерный вопрос: почему развертывание к границе не было начато ранее? Распространенный ответ – это опасение вызвать ответные меры со стороны Германии. Говорят даже о «маниакальной» боязни И. В. Сталина спровоцировать немцев[18]. С другой стороны, нельзя не признать, что перевозки крупных масс войск к границе действительно можно было интерпретировать по-разному. Это может быть оборонительный заслон, а может быть формирование ударных группировок. Независимо от реальных планов Германии вскрытие перевозки соединений из глубины страны может вызвать ответные меры и обернуться войной. В связи с этим следует сказать, что Г. К. Жукову ошибочно приписывается идея «превентивного удара», якобы отраженного в «Соображениях об основах стратегического развертывания» от 15 мая 1941 г.[19] Предложения Жукова носили достаточно осторожный характер, документ же не читают дальше первых абзацев. Фактически он предлагал лишь подтянуть войска внутренних округов «ближе к западной границе»[20] (в районы Вязьмы, Брянска, Минска, Шепетовки, Бердичева и т. д.), что сократило бы время их перевозки к границе в случае угрозы войны. Однако даже эта мера была принята только после 10 июня 1941 г.

Запуск процесса развертывания войск с высокой вероятностью означал войну. Такое развитие событий было нежелательно ни ввиду развернувшихся реорганизационных мероприятий, ни ввиду состояния экономики. Дело не только в налаживании массового производства танков новых типов КВ и Т-34. Проблемной точкой СССР были боеприпасы. Так, согласно справке, подготовленной в Главном артиллерийском управлении РККА на имя Г. И. Кулика 24 мая 1941 г., сдача Наркомату обороны комплектных выстрелов была «совершенно неудовлетворительна». Вместо 37 % по плану по выстрелам средних и крупных калибров сдача составила 16–18 %, т. е. отставала вдвое. Снаряды крупных калибров (210, 280 и 305 мм) вообще не сдавались[21]. По состоянию на апрель 1941 г. накопленных боеприпасов по некоторым позициям (37-мм и 85-мм зенитные пушки, 122-мм и 152-мм гаубицы новейших систем обр. 1938 г.) в Красной армии имелось меньше чем на месяц ведения боевых действий[22]. Достижение приемлемого уровня запасов ожидалось к 1942 г.[23] Призрак «снарядного голода» существовал еще до катастрофического развития событий в 1941 г.

Проблема возникла не в последние месяцы перед войной. Планы по боеприпасам средних и крупных калибров систематически недовыполнялись в 1937–1939 гг. В январе 1941 г. народному комиссару государственного контроля СССР Л. З. Мехлису докладывалось о «глубоких пороках» в системе обеспечения армии боеприпасами[24]. Помимо череды проблем общего характера (преждевременные разрывы, массовый брак по корпусам снарядов и т. п.) узким местом были пороха. Начатые строительством на рубеже 1920–1930 гг. пороховые комбинаты были завершены постройкой только к 1941 г. Ввод новых мощностей позволил выйти на отметку выполнения мобилизационного плана по порохам к 1941 г. в 75 % (118 200 тонн при