Мириады языков: Почему мы говорим и думаем по-разному - Калеб Эверетт
Здесь можно привести много других примеров, но и те, которые уже приведены, вероятно, дают вам представление о том, что то, как люди говорят об основных характеристиках своего окружающего ландшафта, а следовательно, и то, как они выделяют конкретные особенности этих ландшафтов, заметно отличается у разных популяций. Представители разных культур могут мыслить о ландшафтах очень по-разному – так же, как в случаях с указанием направлений или описанием пространственного расположения объектов.
Заключение: неуниверсальные пространственные концепты
Когда я проводил свое первое исследование по каритиана, я поступал так, как большинство лингвистов, обученных методам старой школы: пытался найти определения базовых слов, которые традиционно считаются общими для всех языков. (В наши дни некоторые полевые исследователи избегают этого подхода, поскольку он накладывает много ограничений, но одновременно он дает и определенные преимущества для предварительного анализа типов базовой лексики.) Подобные слова – например, «солнце», «луна», «облако», «кровь» и т. п. – обозначают понятия, известные всем популяциям. Они существуют в любой земной среде обитания. Совокупность слов, обозначающих такие понятия, называется списком Сводеша – в честь лингвиста, носившего эту фамилию. Некоторые слова из этого базового списка на самом деле не такие уж базовые, хотя могут ими казаться. Например, список включает числительные «один» и «два». Во многих языках есть слова, идеально отражающие понятия «один» и «два», но в некоторых слово «два» неточное и его лучше переводить как «пара». В еще более редких случаях подобная неточность свойственна очевидному эквиваленту слова «один». В некоторых языках отсутствуют многие или все точные числительные, и это говорит о том, что «базовые» слова являются базовыми не для всех культур. Это вновь и вновь отмечается в полевых лингвистических исследованиях последних десятилетий, и пример ландшафтной терминологии еще больше доказывает это. Я столкнулся с таким явлением, когда пытался вычислить обозначение горы в языке каритиана. Когда я спросил своего каритианского знакомого, как на его языке будет montanha («гора» по-португальски), он ответил: deso. Позже я спросил его, как будет «холм», и снова получил в ответ deso. На самом деле, как оказывается, слово deso не означает ни гору, ни холм, ни кочку. Оно не имеет точного аналога в английском, но не соответствует и лаосскому phuu2. Оно, по-видимому, применяется к крупным выпуклостям земной поверхности размером не меньше холма. С функциональной точки зрения это не так уж удивительно. Польза отдельного обозначения «горы» невелика для каритиана, которые обитают в местности, где на сотни километров в любом направлении нет гор. Мне понадобилось некоторое время, чтобы установить, что deso не имеет точного соответствия никаким известным мне словам в португальском или английском. И в этом временно́м зазоре кроется методологическая проблема. Люди, даже подготовленные исследователи, знающие о подобном разнообразии значений слов среди неродственных культур, пытаются всунуть круглое в квадратное, натягивая значение слова своего родного языка на слово другого. Мы пытаемся перевести слова, часто не осознавая, что наши слова не обязательно точно соответствуют словам в слабо документированном языке. Это относится даже к словам типа «два», или «гора», или «правый»/«левый», словам, которые могут показаться универсальными. Но они кажутся универсальными именно потому, что мы натренированы использовать их и обращаться с понятиями, с которыми они связаны. Слова и связанные с ними концепты на самом деле не очевидны для всех человеческих популяций.
Кросс-лингвистические различия в том, как люди говорят о направлениях, ландшафтах и других пространственных феноменах, указывают на взаимодействие людей со своей окружающей средой. Но нельзя сказать, что среда полностью определяет то, как люди говорят о пространстве. В сходных условиях по всему миру люди порой говорят о пространстве непредсказуемым образом. Немалое количество экспериментальных данных свидетельствуют о том, что разные способы говорить о пространстве могут способствовать развитию разных способов осмысления пространства, пусть даже некогда языковые различия были мотивированы тем, насколько эти способы говорить были полезны в определенных средах. Если ваш язык требует регулярно проводить различия между холмами и горами или между «левым» и «правым», различия между этими референтами, вероятно, засядут у вас в голове. Они укоренятся в ваших когнитивных привычках.
В начале этой главы я рассказывал о том, как шел по темным джунглям за местной жительницей, дивясь ее навигационным способностям. Невозможно узнать, насколько они были обусловлены культурными, лингвистическими или экологическими факторами. Многие современные исследования предполагают, что у некоторых популяций вообще развито искусство подобного рода навигации – моя проводница вовсе не обязательно была навигационным гением. Изучение разнообразных языков популяций, не относящихся к миру WEIRD, в совершенно различных средах обитания показывает, что люди говорят и думают о пространстве способами, не похожими на те, что выглядят естественными для многих из нас. Поэтому человеческое поведение, связанное с пространством, включая заданные по умолчанию навигационные стратегии, может иметь значительные различия в разных культурах. В главе 3 мы рассмотрим, как другие результаты лингвистических исследований в популяциях, не относящихся к WEIRD, еще больше ставят под сомнение некоторые наши привычные представления о человеческом мышлении и поведении.
3. Кто ваш брат?
Порту-Велью, город, где я провел немалую часть своего детства и выполнил некоторые из своих исследований, раскинулся вдоль северного берега реки Мадейры, притока Амазонки шириной в милю. Мадейра сама по себе одна из крупнейших рек в мире. Порту-Велью до сих пор остается своего рода городским островом в Южной Амазонии, связанном с северными краями в основном обширной водной артерией, текущей мимо него к экватору. В джунглях вокруг Порту-Велью много резерваций, принадлежащих разным коренным народам. Многие из их языков, такие как каритиана, звучат в этих джунглях тысячелетиями. Разнообразие языков в бразильском штате Рондония, столицей и самым крупным городом которого является Порту-Велью, говорит нам кое-что важное об истории Южной Америки. Во-первых, это регион, где, по-видимому, когда-то говорили на прото-тупи – языке-предке, от которого пошли все другие языки группы тупи, как и каритиана. Когда португальцы и другие европейцы прибыли на побережье нынешней Бразилии, они встречали по всей длине побережья носителей языков тупи. Это означает, что за несколько столетий, предшествующих появлению здесь европейцев, языки и культуры тупи каким-то образом распространились на восток из Юго-Западной Амазонии, где находится Рондония, через значительную часть Южно-Американского континента. Я отмечаю это, чтобы подчеркнуть тот факт, что языки, подобные каритиана, дают нам всевозможные открытия, не обязательно связанные с языком или мышлением.
Как вы догадываетесь, жизнь коренного населения, обитающего в городе бразильской Амазонии, полна проблем. Как многие малые народы по всему миру, эти люди сталкиваются с серьезными предрассудками со стороны некоторых представителей более крупных культурных групп, окружающих их. Каритиана называют индейцами, indios, – названием, которое в конечном итоге восходит к ошибочному убеждению Колумба, будто бы он высадился в Индии, хотя на самом деле он попал в Новый Свет, который люди населяли еще за 20 000 лет до его нечаянного «открытия». Термины, используемые для обозначения низших социально-экономических классов в окрестностях Порту-Велью, включают indios и ribeirinhos ('речные люди'). Конечно, местные бразильцы среднего и высшего класса вряд ли уникальны в том, что применяют эти термины для обозначения чужих социальных групп как «других». На самом деле все культуры располагают ярлыками, которые могут использоваться в значении «чужаки» применительно к людям, которые не принадлежат «нашей» группе. Это относится даже к коренным амазонским популяциям типа каритиана. В их случае среди терминов, которыми они традиционно называют себя, есть pyeso, что значит «люди». Не-каритиана традиционно именовались opok, что может передаваться как 'чужаки'
