Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген
В кухне смех.
VIII
Входит В а л е н т а.
Ф р а й т (представляет). Валента, Йоганик. Вот, привел уже. Теперь у тебя земляк — и у меня тоже.
В а л е н т а. На философский?
Й о г а н и к. Да.
В а л е н т а. Кафедра?
Й о г а н и к. История.
В а л е н т а. Набито. Несмотря на экзамены, их там столько, что хоть на льду сохраняй.
Ф р а й т. Так везде полно. Прямо хоть вообще никому больше не учиться.
В а л е н т а. Да уж, лучше бы посылали молодежь обучаться сапожному делу — или мясницкому. От такого навала интеллигенции нация богаче не станет.
Ф р а й т (весело). Что же ты-то туда лезешь?
В а л е н т а. А ты?
Ф р а й т. Да я и не лезу. Пани Линцова! (Уходит на кухню.)
Й о г а н и к. Что, в самом деле так плохо?
В а л е н т а. Каждый год. (Незаметно, но внимательно разглядывает Йоганика.) Фрайт говорил — вы не хотели в университет? (Видно, что он уже успел оценить новичка.)
Й о г а н и к. Я думал стать учителем.
В а л е н т а. Для этого вам нужен диплом?
Й о г а н и к. Это бы еще ничего…
В а л е н т а. Учителей уже тоже два миллиона шестьсот тысяч.
Ф р а й т (возвращается). Просвещаешь?
В а л е н т а. Да вот говорю — интеллигенции уже хоть пруд пруди.
Ф р а й т (поправляет его). Интеллигентного пролетариата — вот в чем дело. Учителя растут как грибы после дождя, скоро придется строить гимназии в каждой деревне, а инженеров, говорят, уже столько, что начинаем их экспортировать. Причина — все хотят выбиться в господа. А поскольку у наших папаш, как правило, не было ни гроша, то все и кинулись на юридический да на философский факультеты… (Йоганику.) А может, вам лучше на медицинский?
В а л е н т а (смеется). Не читал послание Общества чешских медиков? Переполнено!
Ф р а й т (жест в сторону Йоганика). А ему бы там самое место! Любит возиться с разными пилами, сверлами, дрелями… (Йоганику.) Через пять лет, глядишь, сумели бы разобрать на части хоть эрцгерцога!
В а л е н т а. В медицинском платить надо.
Ф р а й т. Бывало, что и бедняки оканчивали медицинский. На свете все возможно.
В а л е н т а. Возможно ли, нет ли, а я бы без денег туда не совался.
Ф р а й т. Это я знаю. (Йоганику.) Ужинать не пойдете?
Й о г а н и к. У меня с собой есть немного…
Ф р а й т. Уж верно, совсем немного! (Весело в сторону двери, за которой послышались голоса.) Йожко! Наконец-то!
IX
К р х н я к (входит, жмет руку Фрайту). Дай бог тебе здоровья! (Валенте.) Привет! (Йоганику.) Стало быть, прибыли? (Подает ему руку.) Крхняк.
Й о г а н и к. Йоганик.
К р х н я к. Имя как у нас, а вы не с нашей стороны!
Й о г а н и к. Как это?
К р х н я к. Это у нас в Моравии так сокращают. Здесь-то кто скажет: «Йоганик»? Здесь имя Ян сократят так: Яноушек или еще — Ханзлик.
Х о з я й к а (появившись на пороге, со смехом вталкивает в комнату Юзла). А я говорю, в кухне болтать разрешается только приличным людям! Уж про вас-то этого не скажешь! (Смеясь, закрывает дверь.)
Ю з л. Что-о?! Это я-то неприличный? Да вы спросите в нашем городе! Вот черт, даже в кухне посидеть не дают! (Гляди на Йоганика, громко.) Юзл!
Рукопожатие.
Ф р а й т. Не везет вам, Юзл!
Ю з л. Представляете, какой номер! Проклятая баба — никак не размякнет. И уж теперь тем более, когда такая принцесса объявилась — будет стеречь, как дракон. Ей-богу!
К р х н я к. Все тот же старый сумасброд!
Ю з л. А что ты — уже не ходишь голодный, как в прошлом году?
К р х н я к (весело). В три раза голоднее! Подойди только — одни штаны от тебя и останутся!
Ю з л. От меня и так когда-нибудь останутся одни штаны. Порой, как вешаю их на гвоздь — вроде сам себя вешаю. (Фрайту.) Ужасно, понимаешь, худею. Еще в прошлом году весил пятьдесят девять, нынче уже пятьдесят три, а какой был аппетитный мальчик! Все девчонки на меня заглядывались.
Ф р а й т. Теперь ты сам на них заглядываешься, оттого и худеешь.
К р х н я к. Он у них детали изучает — мастером будет.
Ф р а й т. Только — в чем?
Ю з л. У всякого в жизни своя метода.
К р х н я к. Ну, твоя-то метода всем известна!
Ю з л. А что? Неужели же мне корчить из себя неведомо кого, как наши дураки? Один длинные волосья носит, другой — тросточку рококо до самого носа, а я только раз попробовал ходить без рубашки, но когда одна беззубая плюнула при виде меня — я и бросил. Нет, не желаю никакой экстравагантности. (Голосом, как на фонографе.) «И теперь этот дурень воображает, будто все святые — ему родные дяди, и глупеет в один миг!» Бархатная куртка! Да я бы в прошлом году за нее душу отдал! Такая, понимаешь, коричневая, с черными пуговками, и к ней широкополая шляпа — вот был бы номер! (Ходит по комнате, передразнивает.) Мое почтение! Ваш слуга!.. Глядишь, поймал бы на это на все какую-нибудь юную вдовицу лет сорока и мог бы послать искусство к дьяволу. Тем более что оно гроша ломаного не стоит! Старик на нас воду возит, а ты догоняй Европу! Вчера я намалевал зеленую корову с башню величиной — да пропади оно все пропадом!
Ф р а й т (весело). В жизни из тебя ничего путного не выйдет!
Ю з л. Ого!
В а л е н т а. Кончится тем, что намалюешь для нашей ратуши Жижку перед походной палаткой{2}, и точка.
Ю з л. Лучше я изображу на ратуше мэра города с его первым советником: дурачиться — так уж вовсю!
В а л е н т а. Не забудь только подписать, кто где, чтоб всем понятно было!
Ю з л. Твоего папашу сразу узнают. Я его с городской кассой в руках нарисую.
В а л е н т а. Очень остроумно! (Ходит по комнате.)
Ю з л. Люди-то поймут! (Вслед Валенте.) Я тебе над моим искусством издеваться не позволю! Я-то по крайней мере потому живописи учусь, что сам так решил, а ты бредешь, не зная куда!
В а л е н т а (высокомерно). Ну что ж, ты своего добьешься, а я — нет! (Уходит.)
X
К р х н я к. Получил?
Ю з л. Поганый парень.
К р х н я к. А что там было, с городской кассой?..
Ю з л. Да в газетах его папашу чихвостили, а он даже жалобы не подал.
К р х н я к. Ну, такова давняя традиция. У нас в деревне тоже — как пастбище делить, так только среди своих! (Йоганику.) Что же вы все сидите, слова не скажете?
Ю з л (кивает на Фрайта). А у них там заведение для глухонемых, вот ведь и Фрайт не сразу до тебя опустился…
Ф р а й т (весело). Еще бы, мы ведь с гор!
Ю з л. Ну да, у вас там Гималаи. Самая высокая кочка в округе — семьсот пять метров. Население вследствие этого суровое, характера твердого…
Ф р а й т (тем же ироническим тоном). Одни чудаки!
Ю з л. Пан староста стишки пописывает…
Ф р а й т (так же). …священник в социализм ударился…
Ю з л. …кухарка —
