Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

Я н о. Опять вам привиделось? Что вы дурачите меня? Может, он и вещи отнес к Томковым?

М а т ь. Теперь я знаю, почему ты его ненавидишь.

Я н о. Вы хотели, чтоб я за ним пошел. Так я иду.

М а т ь. Яно!

Я н о. Пойду туда, где вы собирались его искать.

М а т ь. Иди! И скажи ему, что тебе мало было забрать его имущество — ты и девушку у него отнял!

Я н о. Там мы спорить не будем. Там прольется кровь! (Бежит к двери.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Т е  ж е  и  П а л ё.

Входит П а л ё. Останавливается в дверях.

П а л ё. Попутным ветром меня занесло. Дай вам бог доброго вечера!

Яно смущенно опускает глаза.

Иду издалека. Примете меня?

М а т ь (восклицает). Сын мой!

П а л ё (ставит чемодан и бросается к ней). Мама моя! Вот я и вижу вас. Ничего другого я так горячо не желал. Сколько я о вас думал! Я подох бы там, если бы не чувствовал, что где-то на этой большой, проклятой земле живет и думает обо мне моя мать… Четыре года! Долгий срок. Бесконечно долгий. Живые могут забыть, а мертвые — ожить…

М а т ь. Я знала, что ты придешь.

П а л ё. Но не сейчас и не таким, каким я пришел? Это меня мучило всю дорогу. А начало меня грызть тогда, когда билет уже лежал в кармане. Мне следовало бы вас спросить, найдется ли для меня место дома. Но я словно обессилел, так меня тянуло домой. Я думал только об одном — как войду в наш дом, как поздороваюсь, что расскажу, когда мы сядем за этот стол и я буду смотреть на вас. Вообще как все будет, когда Я вернусь домой… Напрасно товарищи отговаривали меня, напрасно пугали, что я вернусь в нищету, да еще неизвестно, примут ли меня дома, не придется ли мне раскаиваться. Я знал одно: вы не навеки со мной разлучились… Меня ждет… мама…

М а т ь. Сядь. Ты же устал с дороги. Такой путь… Теперь ты дома.

П а л ё. Дома? Брат, мы с тобой даже руки друг другу не подали. Не поприветствовал ты меня, и я не знаю, примешь ли. Я здесь — ничто. Ты — хозяин.

М а т ь. Как он сможет тебя не принять? Брат — брата.

Я н о. Не встревайте, когда спрашивают меня.

П а л ё. Жесткий ты.

Я н о. Киркой работаю.

П а л ё. Я тоже. Но у меня от нее огрубели только руки.

Я н о. Ты мне лекции пришел читать?

П а л ё. Нет! Но просить тебя не буду. Если для меня нет места дома, найду у товарища.

Я н о. Зачем же! Оставайся, если хочешь! (Подает руку.) Я тебя не гоню.

П а л ё. Верно. Палки в руке у тебя нет. Но как ты смотришь на меня, как подал мне руку, как разговариваешь со мной… Что я тебе сделал? Уходя, я выполнял твое желание.

Я н о. Мое? А не свое? Ха…

П а л ё. И свое. Ты прав. Но что ты сердишься на меня за то, в чем я уже давно раскаялся?

Я н о. Я — сержусь? Еще бы! Потому что не знаю, зачем ты вернулся. Ты же писал, что тебе там хорошо.

П а л ё. Врал, чтобы мать не плакала.

М а т ь. Меня ты не мог обмануть. Я знала, что так будет.

П а л ё. Знала? И мучилась? Пусть бы мучился я один. Мама, счастье надо иметь. А у меня его никогда не было. Мне и там приходилось выполнять самую тяжелую работу, одну за другой. То я работал киркой, стоя по колено в воде, то ползал на коленях целую смену. (Не замечает, как Яно бросает быстрый взгляд на мать.) Но это еще хорошо. А потом уволили сразу двести шахтеров, затем — еще пятьсот. И меня выгнали, я остался без заработка. После этого мы соглашались на любую работу. Ходили с одной фабрики на другую в поисках работы. Всюду надо было ждать. Это так меня угнетало. В последнее время мы жили на то, что отложили в свое время.

Я н о. Значит, ты все-таки откладывал?

П а л ё. Как и все.

Я н о. И много у тебя было?

П а л ё. Последних денег хватило только на дорогу.

Я н о. А я-то думал, ты вернулся миллионером. Купишь наши шахты, и будем мы с матерью ездить на машине. (Смеется.) А оказывается, у тебя ничего нет.

П а л ё. Много там таких было. Когда уезжали в Америку, думали, что вернутся домой и купят целый участок. А на деле охотно бы вернулись и со мной вместе. Да денег на дорогу не хватило.

Я н о. Болтовня!

П а л ё. Не хочешь — не верь. А смеяться надо мной нечего.

Я н о. Да я и не смеюсь. Я только так… смотрю на мать. Все получилось, как она предсказывала. Так что может радоваться за сына.

М а т ь. Я и радуюсь. Его я ждала, а не деньги.

Я н о. Верно. Зарабатывать буду я. На вас и на вашего сына.

М а т ь. На меня ты не зарабатываешь. Обо мне позаботился твой отец. А Палё найдет работу. Нашли же другие, и он найдет.

Я н о. Нянчитесь с ним. Так вы делали раньше, так будете делать и сейчас. И мне от этого кое-что перепадет. Раньше меня дразнили, что у меня сумасшедшая мать, теперь еще добавится, что брат — нищий.

М а т ь. А ты что? Что тебе еще нужно? Даже то, что принадлежало ему?

Я н о. Но теперь это все мое. Нравится это кому-либо или нет. И если понадобится, я покажу, кто здесь хозяин.

П а л ё. Ну, оставайтесь с богом!

М а т ь. Куда ты?

П а л ё. Мертвые не должны возвращаться, мама. (Берет чемодан.)

М а т ь. Сын мой, ты не должен уходить!

П а л ё. Нищий и хозяин не могут жить под одной крышей.

Я н о. Правда твоя! Еще вшей от тебя наберешься!

П а л ё. Ну, так! Пойду куда-нибудь подальше! Теперь я снова могу уйти! Ведь я же побывал дома!

Я н о. Мы приняли тебя сердечно. Ты ничего не можешь сказать. (Смеется.)

Палё приближается к нему.

М а т ь (быстро встает между ними). Остановитесь! Если вы начнете грызться, как бешеные собаки, и нет для вас ничего святого — ни матери, ни сознания того, что вы — братья, то и я буду не лучше вас. В этом доме никто из вас не хозяин. Хозяйка здесь я! И если Палё сейчас уйдет, завтра утром пойдешь за ним ты.

Я н о. Вы не имеете на это права.

М а т ь. Имею! Имею право, пока жива. И прикажу выбросить все твое барахло на улицу, если сам не заберешь. Или у меня будут два сына, или ни одного.

Я н о. Ну, это мы еще посмотрим! (Стремительно