Модель. Зарубежные радиопьесы - Петер Хакс

Д ж е н н и ф е р. Вот сейчас ты такой красивый, каким никогда не был.

Я н. Я тебе еще что-то скажу: невозможно, чтобы это с нами случилось — ты моя, я твой, доверие за доверие; подумаем о будущем; быть хорошими друзьями; держаться друг друга, стоять друг за друга; быть утешением.

Быть утешением! Ты первый человек, у которого я не ищу утешения. Своих друзей и своих врагов я мог выносить, даже если они меня сковывали и злоупотребляли моим терпением. Все я мог выносить. Тебя не могу.

Д ж е н н и ф е р. Как ты красив, и как я боготворю тебя. Я целую твои плечи и не думаю ни о чем. Скажи — это и есть безутешность?

Я н. Да. Но это лишь первый приступ, первый удар по цепи, которая не хочет рваться. Но послушай: она уже звенит, и под конец, если она вдруг беззвучно порвется, ты снова не будешь ни о чем думать. Но тогда, может быть, над нами уже не будет тяготеть и закон бытия.

В конторе Доброго бога.

Б и л л и. Они уже долго не протянут. Уже закатывают глаза. Бессмысленно глядят в пустоту. Богохульствуют.

Ф р э н к и. Давай сюда картотеку. Что там говорит последняя бумажонка? Что говорит начальник?

Б и л л и. Ждать. Еще подождать.

Слышен скребущий звук.

Не царапай шкаф с патронами. Начальник как даст тебе по лапам.

Ф р э н к и. Они у меня уже просто чешутся!

Б и л л и. Может, еще им письмо послать?

Ф р э н к и. Но такое, чтобы подстегнуло пульс, подняло давление. К чертям их собачьим!

Б и л л и. Так что мы напишем?

Ф р э н к и. «Смотри не проболтайся».

Б и л л и. Это само собой.

Ф р э н к и. Гм — дальше ничего в голову не приходит. Прямо хоть за хвост себя кусай.

Б и л л и. Ну и кусай!

Ф р э н к и. Ой! Ой!

Б и л л и. Придумал?

Ф р э н к и. Да!

Б и л л и. Надеюсь, что-нибудь толковое.

Ф р э н к и. Надо загнать их еще выше!

Б и л л и. Не морочь голову, а то получишь по зубам.

Ф р э н к и. Сам получишь по зубам! На последнем этаже должен оказаться свободный номер. Дай-ка сюда картотеку. Кто там сейчас поджаривается?

Б и л л и. Наверху? На пятьдесят седьмом? (Начинает перебирать картотеку.) Это, значит, последний…

Ф р э н к и. Я сказал — дай сюда! Ага. Мистер Миссисмистер. Что ж, попробуем.

Б и л л и. А как?

Ф р э н к и. Его надо вытурить. Мы к нему подбегаем. Я одним прыжком бросаюсь ему на грудь. Он тут же кидается укладывать чемоданы — от ужаса.

Б и л л и. Ну хорошо. Он выселяется, мы вселяемся. А потом?

Ф р э н к и. Они будут как в состоянии невесомости. Кругом разреженный воздух. Ощущение, что уходит почва из-под ног. Они почувствуют головокружение. И тогда они плюнут. (Плюет.) Плюнут на небесную землю. (Снова плюет.)

Б и л л и. Гениально. Так оно быстрее пойдет.

Ф р э н к и (ликующе). Не узнать вам!..

Б и л л и (подхватывая). Не узнать вам, я клянусь,

Шустрым Билли…

Ф р э н к и. Резвым Фрэнки…

Б и л л и. Робкой, резвой…

Ф р э н к и. Шустрой белкой я зовусь!

В зале суда.

С у д ь я. Действительно, на последнем этаже по той или иной причине жилец освободил номер.

Д о б р ы й  б о г. Портье вспомнил о чаевых, которые он получил от обоих, и переселил их. Из номера наверху открывался странный вид. Внизу лежал мир, будто оброненный в полете. С одной стороны уже поднимался месяц, с другой еще заходило солнце. Море отчетливой дугой изгибалось вдали и стаскивало корабли и дым от их труб за горизонт, в другие части света.

С у д ь я. Что за странный маневр — эта история с переселением! Вы, вероятно, рассчитывали, что там, наверху, сможете действовать более незаметно?

Д о б р ы й  б о г. Нет, более быстро. Я просто подгонял события, которые уже невозможно было остановить. А потом — я и жалел их, потому что у них уже почти кончались деньги. Я хотел избавить их от мелочных забот. Вы же знаете, как дороги номера наверху.

С у д ь я (пренебрежительно). Еще и жалость. Знаю, знаю. (Перелистывая бумаги.) Верно ли, что мы подходим к последней ночи?

Д о б р ы й  б о г. К ночи самой последней перед последним днем. С невыносимой, горячечной жарой. Вентилятор был бессилен.

С у д ь я. Сегодня тоже как тогда.

Д о б р ы й  б о г. Лед таял в стакане, прежде чем они успевали поднести стакан к губам.

С у д ь я. И они ничего не заподозрили?

Д о б р ы й  б о г. Они получили письмо и поверили на слово.

В номере пятьдесят седьмого этажа.

Д ж е н н и ф е р. Надо же. Опять намек. Опять знак. (С нежностью.) Милые, дорогие белки.

Я н. Вечернее переселение. Вселение в саму ночь.

Д ж е н н и ф е р. Я положу свою щетку для волос рядом с твоей. Расставлю твои книжки. Повешу твою куртку рядом со своей юбкой. Мне хотелось бы разложить и расставить все так, как будто это навек. Какой миг! И я хочу запомнить навек: тихая ночь и влажный зной, сияющий остров, над которым мы вознесены, и свет, который мы будем здесь жечь, чтоб еще добавить ему сияния, — ни в чью честь.

Я н. Иди ко мне! Вырони все, что держишь в руках. Вырони все навек. Я чувствую, что никогда не буду знать лучше, чем в этой комнате, случайной из случайных, на каком меридиане и на какой параллели я нахожусь, и знать, на какой основе зиждется все. Именно здесь ощущаешь, что все-таки есть места, где мало земли. Здесь царит простор. И ты укрываешь меня, чужака.

Д ж е н н и ф е р. Издалека он пришел и далеко держит путь, и я стелю ему постель и ставлю кружку с водой.

Я н. Но он еще бредет на ощупь и не совсем вышел из тьмы. Он еще вызывает настороженность, потому что акцент его жёсток, и он еще не внушает доверия. Если бы у меня была карта, которая меня бы тебе объяснила! Желтым цветом — все мои пустыни, белым — тундры и еще не изведанные пространства. Но есть на ней и новый зеленый цвет, и он свидетель, что море холода в моем сердце исчезает, уходит в землю.

Д ж е н н и ф е р. Наконец-то. Наконец-то.

Я н. И если бы еще была такая книга, из которой я узнал бы все, что в тебе происходит! Узнал бы про климат, растительность и фауну, про возбудителей твоих болезней и их немых заклятых врагов в твоей крови и про те мельчайшие живые существа, которые я вызываю своими поцелуями. Мне хотелось бы увидеть, что есть сейчас, вечером, когда тело твое будто все освещено и готовится встретить торжественный, радостный праздник. И я уже вижу: прозрачные плоды и драгоценные камни, кизил и рубин, мерцающие минералы. Феерии артерий. Вижу их. Гляжу на них.

Вскрылись все пласты. Покровы твоей плоти, шелковистая белая кожура, облекающая твои суставы, твои расслабленные мускулы, мраморные полированные кости и лак обнаженных чресл. Дымный свет в твоей груди и крылатый рисунок ребер. Гляжу на все.