Модель. Зарубежные радиопьесы - Петер Хакс

Д ж е н н и ф е р. О, если бы я могла сделать еще больше — вскрыть себя всю для тебя, и перейти во владение твое, каждой своей жилкой, как и положено — телом и душой.

Я н. И еще хочу слушать. Приникнуть ухом к тебе, — потому что нет в тебе тишины, будто поднимаются и стихают порывы ветра в твоих легких. Слышать стук немолчного поршня в твоем сердце, робкий звук твоих глотков, призрачное потрескивание в суставах.

Д ж е н н и ф е р. Вслушивайся в меня — у меня нет от тебя тайн.

Я н. Но я узнаю их все? О, тогда ревность охватит меня и не отпустит до тех пор, пока я не изучу все мистические цвета внутри тебя, потайные ходы сквозь лабиринт клеток, соли, осевшие в тканях, маски и лампионы, мозаичные полы с изображением сцен из забытых мифов. Все поры мозга. Все это расточительное устройство, что зовется тобой и чему суждено погибнуть бесследно и бесславно.

Д ж е н н и ф е р. Разве я уже не погибаю? И разве я погибаю не из-за тебя?

Я н. Значит, малый отпущен нам срок на этой земле. Потому что даже если все уже будет открыто и заключено в неколебимые рамки формул, вкрадчивый глянец твоих глаз и золотистый ворс твоей кожи еще не будут постигнуты мною. Если даже все будет познано, создано и разрушено снова, — я еще буду блуждать в лабиринте твоих взглядов. И рыдание, что вырвется из твоей трахеи, как в первый раз, потрясет меня.

Д ж е н н и ф е р. Такой малый срок. Слишком малый отпущен срок.

Я н. И потому я не перестану обнимать даже твой скелет и слышать звон вот этого ожерелья на твоих позвонках, и не будет тому конца. Истлевшими устами я буду глотать ту пригоршню праха, какою станет твое истлевшее сердце, и задохнусь этим прахом. Ты превратишься в ничто, но и в нем будет безраздельно царить мое ничтожество. С тобой я хочу быть до конца всех дней, с тобой опуститься на дно той бездны, что разверзлась перед нами. Если конец, то только с тобой. Жажду конца. И жажду бунта против конца любви — отныне и до конца.

Д ж е н н и ф е р. Моего конца. Уж договаривай до конца.

Я н. Есть во всем устройстве мира изначальная подлость, и никакое кощунство не выразит ее размеров. Почему должна лгать нам любовь, почему угасают ее огненные письмена, лишь только мы приблизимся к ним? Кто это вопил о том, что бог мертв? Что низвергнут в долины громов? Что его больше не существует? Может быть, жалобы эти были слишком ничтожны за этот ничтожный срок? Неужели мы вырываем наши сердца из груди зря, лишь для того, чтобы этой ничтожной жалобой заполнить пустыню мира, — и неужели ради этого ты и умрешь? О нет! Люби меня, чтобы я не заснул и не перестал любить тебя. Люби меня, чтобы нас осенило прозрение. Кто запретит мне удержать тебя, мучить тебя и отчаиваться в мире вместе с тобой? Кто поставит мне срок, до которого мне еще дано удерживать тебя, — если я хочу этого всегда и навеки? Я не хочу покидать тебя, я хочу обмануть тебя миром грез и обмануть себя миром снов. Я хочу того, чего еще никогда не было, — беспредельности. И останется только ложе, на одном конце которого громоздятся айсберги, а на другом конце кто-то раздувает пожар. А по обеим сторонам вместо ангелов — орхидеи юга, глумливый визг попугаев и чахлая зелень голодных стран. Не засыпай, прошу тебя.

Д ж е н н и ф е р. Я больше не засну. Больше тебя не оставлю.

Я н. Так иди ко мне. Я с тобой, против всего и вся. Время начинает обратный ход.

В зале суда.

С у д ь я. О чем идет речь?

Д о б р ы й  б о г. Об ином бытии. О переходе границы. О том, чего ни вы, ни я не учли.

С у д ь я (сухо). Нам тут уже приходилось иметь дело с самыми различными случаями.

Д о б р ы й  б о г. Вам сейчас приходится иметь дело со мной. А до них вам нет дела.

С у д ь я. Вы слишком самоуверенны. Не хотите ли вы сказать, что история Эллен Гей, и этого Бамфилда, и всех других, кого вы…

Д о б р ы й  б о г. …кого я? Я?

С у д ь я. …кто был убит, — что все эти истории развивались так же?

Д о б р ы й  б о г. Этого я не могу утверждать. Каждая история совершалась на другом языке. Развивалась по-другому — вплоть до бессловесности. И время, в котором она протекала, было другое. Но тот, кто этим не занимался, может, конечно, узреть во всех них сходство. Подобно тому как сходны между собой все двуногие. Но у всех участников этих историй было стремление взорвать привычные рамки, чтобы утратить опору в мире. Не сказано ли, что иной раз оказываются виновными не убийцы, а убитые?

С у д ь я. Не пытайтесь перевернуть вещи с ног на голову! И не играйте словами.

Д о б р ы й  б о г. Я и не пытаюсь. Я просто хочу разъяснить вам, что те двое уже ни во что больше не верили, а мною двигала глубокая вера.

С у д ь я. Вами!

Д о б р ы й  б о г. Хотите мой символ веры? Я верю в порядок для всех и навсегда, порядок, в согласии с которым люди жили бы каждый день.

Я верю в великую условность и в ее великую силу, оставляющую место для всех мыслей и чувств, и я верю в смерть ее врагов. Я убежден, что любовь принадлежит к ночной стороне мира и что она пагубней любого преступления, любой ереси. Я убежден, что там, где она возникает, поднимается смерч, как перед первым днем творения. Я убежден, что любовь невинна и ведет к гибели; что ею лишь множится вина, вовлекающая все инстанции в дело.

Я думаю, что любящие заслуженно взлетают в воздух и всегда взлетали. А там, возможно, им отводят место среди созвездий, — пускай. Не вы ли сказали: «Он ее даже не похоронил?» Не вы ли сами?

С у д ь я. Да.

Д о б р ы й  б о г. А я это только повторяю. Не похоронил, понимаете? Отвел ей новое место. Среди созвездий.

С у д ь я (спокойным тоном). Вы болезненный фантаст. Любой человек по собственному опыту назовет вам десятки счастливых пар. Подруга детства, вышедшая впоследствии замуж за врача. Соседи по даче, уже нажившие пятерых детей. Двое студентов с явно серьезным чувством друг к другу.

Д о б р ы й  б о г. Я согласен с вами — им нет числа. Но кого интересуют люди, которые, дерзнувши однажды отбиться от стада и вкусить свободы, вернулись назад, повинуясь безошибочному инстинкту? Люди, обуздавшие и без того скудное изначальное пламя и сделавшие из него целебную процедуру против одиночества, — дружеский союз и совместный экономический интерес? Создавшие себе приемлемый статус