Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

П а н и  Г л у б и н о в а (со вздохом). По-моему, ты сама уже не раз все портила…

С л а в к а. Точнее, мы с папой. Рукой совместной и нераздельной…

П а н и  Г л у б и н о в а. Я обоих вас не понимаю…

С л а в к а. И славу богу, мамочка. Было бы так скучно, если бы можно было заглянуть в душу другого, как в собственный карман.

П а н и  Г л у б и н о в а. Прошу тебя, девочка, не говори со мной так мудрено. Ты же знаешь, это не для меня…

С л а в к а. Для тебя, для тебя… Небось с Печаркой сплетничали про папу. Как некрасиво, мамочка!

П а н и  Г л у б и н о в а (в смущении). Что ты опять выдумываешь? Я только спросила его…

С л а в к а (смеется). Знаю, знаю, как ты спрашивала…

П а н и  Г л у б и н о в а (все еще в смущении, растерянно обводит глазами комнату, задвигает ящик стола). Ты знаешь, никак не могу найти фотографию. Все обыскала — точно сквозь землю провалилась…

С л а в к а. Какую фотографию?

П а н и  Г л у б и н о в а. Да где отец снят вместе со всем классом после выпускных экзаменов…

С л а в к а. Ну и что?

П а н и  Г л у б и н о в а. Я сама ее спрятала, чтоб она не попадалась ему на глаза, не будила воспоминаний… и вот на тебе — нет как нет…

Славка пожимает плечами.

Может, он нашел фотографию и рассматривает с горечью тайком от нас…

С л а в к а. С горечью?

П а н и  Г л у б и н о в а. А как же!.. Остальные сделали такую карьеру… а он, первый ученик…

С л а в к а (напевает). «Ах ты, первый ученик, пожиратель мудрых книг…».

П а н и  Г л у б и н о в а (с грустной взволнованностью). Когда стоишь за прилавком — тут не до пения, дочка…

С л а в к а (декламирует). Писчая бумага, репродукции, рисовальные принадлежности, открытки…

П а н и  Г л у б и н о в а. И все это из-за меня, из-за того, что я не сумела отступиться… (С жалким пафосом.) Повисла на его молодых крыльях…

С л а в к а. Мамочка, не говори со мной так поэтически. Ты же знаешь — не для меня это…

П а н и  Г л у б и н о в а. Какие слова ни выбирай, все, что я говорю, — горькая правда.

С л а в к а (неожиданно). А что у нас на обед, мамочка?

П а н и  Г л у б и н о в а (обиженно). Вот так всегда… обрываешь.

С л а в к а. Но ведь я уже наперед знаю, что ты скажешь… (Весело.) И не забудь про обед! У отца, по-моему, разыграется аппетит… он прекрасно выглядит, поет, шутит, прогоняет дочь из лавки…

П а н и  Г л у б и н о в а. Но почему именно сегодня?

С л а в к а (быстро). Опять затянула старую песню. Если тебя не остановить, все начнется сызнова, как на репетиции.

П а н и  Г л у б и н о в а  качает головой, вздыхает, идет на кухню.

(С плутовской гримасой следует за ней, принюхивается.) Мамочка!..

Г о л о с  п а н и  Г л у б и н о в о й (из кухни). Что?

С л а в к а. По-моему, подлива… того…

Г о л о с  п а н и  Г л у б и н о в о й (оправдываясь). Это еще до тебя…

С л а в к а. Ага! (Идет к шкафу, снимает блузку; напевая, надевает другую; подходит к окну, высовывается из него, модулируя голосом.) «Плотогоны плывут, плывут…».

П а н и  Г л у б и н о в а (выходя из кухни). Что с тобой?

С л а в к а (еще наполовину обращенная к окну). Что со мной? Мамочка, трепещи! У меня тайная любовь. (Кивает с наигранным раскаянием.) Да, да, тайная любовь! Ко всем плотогонам, которые вон там переправляются через плотину. Их всегда относит течением и разворачивает! И мне кажется, что в этот момент они смотрят сюда, в окно, на меня, на барышню Славку Глубинову, которую мамаша никак не может сбыть с рук…

П а н и  Г л у б и н о в а. Ах ты… (Берет со стола книги, листает их.) Ты была в библиотеке?

С л а в к а. Была. Но сегодня книг не выдают. Вероятно, тоже из-за этой несчастной встречи. А когда я проходила мимо гимназии, как раз вывешивали флаг…

П а н и  Г л у б и н о в а (испуганно). Господи, еще и флаг! Что, если отец пойдет мимо… поневоле вспомнит…

С л а в к а (самым серьезным тоном). Может, ты сходишь к директору и попросишь, чтобы флаг сняли?

П а н и  Г л у б и н о в а (горестно). Почему бы и нет… Мало я наделала в своей жизни глупостей…

С л а в к а. Бедный папа!

П а н и  Г л у б и н о в а. Я не меньше его достойна жалости…

С л а в к а. Бог мой, да что ты такое натворила?

П а н и  Г л у б и н о в а. Несколько недель тому назад я как-то осталась в лавке одна. Пришел нотариус, тоже папин однокашник, спрашивал его. Хотел, чтобы твой отец вошел в этот… комитет по организации встречи. Говорит, передайте все мужу — и пусть он зайдет ко мне. А я не сказала папе ни слова. Не знаю, говорил ли он потом с нотариусом… но при мне ни разу ни о чем не обмолвился. Ни о чем. Ах, дочка, дочка, если бы я могла на эти два дня увезти его куда-нибудь… Чтобы им не овладели… воспоминания, тоска, горечь. Что если приедет его самый любимый товарищ Рошкот! Сколько раз он с таким восторгом вспоминал о нем! И вот они встретятся! Рошкот, который достиг бог знает каких высот… и твой отец…

С л а в к а (прерывает ее). К счастью, мамочка, у тебя разумная дочь, и она может дать тебе совет…

П а н и  Г л у б и н о в а. Говори, детка, посоветуй что-нибудь ради бога… Ну, что ты придумала?

С л а в к а (не спеша). Разве не случалось уже нам с папой… в субботу отправляться на реку, в Заотавье{45}, ночевать у перевозчика и оставаться там все воскресенье?..

П а н и  Г л у б и н о в а (на секунду лицо ее просветлело, но затем снова омрачилось). Ты знаешь, он этого не любит… Охотнее бывает там один или с молчуном Печаркой…

С л а в к а. Ну, один-то раз! Если в кои-то веки я его об этом попрошу, скажу, что мне ужасно захотелось, что этим он меня просто осчастливит…

П а н и  Г л у б и н о в а (лицо ее снова просияло). Да, конечно, ради тебя он поедет… Славка, детка, ты не представляешь, какой у меня камень с сердца свалился… И ты думаешь… ты думаешь, нужно прямо сейчас лететь к нему в лавку…

С л а в к а. Да-а-а, на крыльях моей блестящей идеи!

П а н и  Г л у б и н о в а (задыхаясь от радости). Запрем лавку… и прочь отсюда! Прочь! Я точно помолодела. А ты пока приглядывай за плитой, ладно? (Бросает передник на спинку стула, срывает платье с вешалки в шкафу, устремляется с ним в кухню.)

С л а в к а (смотрит ей вслед, тихонько смеется, потом подходит к окну; пауза; неожиданно вскрикивает). Ах, упал!

П а н и  Г л у б и н о в а (вбегает, заканчивая на ходу переодевание). Что случилось? (Тоже бросается к окну.)

С л а в к а. Плотогон упал в воду!.. (Уже с облегчением.) Нет! Видишь? Плывет! Остальные смеются… (С оттенком мечтательности.) Может быть, он и упал только для того, чтобы показать мне свою молодость и силу…

П а н и  Г л у б и н о в а (смеется). Не иначе как для этого…

С л а в к а (игриво). Не смейся, мамочка. Я недаром говорила про тайную любовь…

П а н и  Г л у б и н о в а. Главное, детка, не забудь, на плите — ростбиф…

С л а в к а (вздыхает, с серьезным видом декламирует). Тогда одолжите мне, мамочка, свой рос-кошный передник! (Надевает передник.) Принимаю бразды! (Кружится, держа уголки передника кончиками