Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген
Ф р а н т и ш к а. Что ты болтаешь? Опомнись. Ведь это ужас.
А н ч а. Ну, не представляйся такой уж невинной… словно с луны свалилась. Правда, ты не современная… А знаешь, так поступают две трети всех девушек. Мне посоветовала моя хозяйка, и сейчас я ей за это благодарна. Она отвела меня в сторонку, выпытала все и сказала: «Анча, ребенок — это не пустяк. Ребенок, моя милая, — это два зуба вон и две складки на животе». Вот сегодня я была бы такая… Ну, слава богу, все позади… Страшное это дело. Брр… как только вспомню — поверь, убила бы того парня, что мне такое сотворил. Теперь у меня уже был бы большой животик — здорово бы я налетела… пришлось бы уже шить пеленки… либо искать ямку, где его закопать.
Ф р а н т и ш к а (дрожа всем телом). Ужас какой! Это страшный грех, Анча.
А н ч а. Грех… грех. Черт его побери. Глупость. Это несчастье, и больше ничего. Кабы мужчины в двадцать или двадцать четыре года могли жениться, не было бы в этом нужды. А нынче двадцатичетырехлетний парень даже на уличную девку не может заработать, так и выходит — портит девушек, с которыми встречается. Одни после идут на панель, другие попадают в бордель, а третьи избавляются от этого. Хорошо еще, что можно от этого избавиться…
Ф р а н т и ш к а. А почему, если ты не хочешь иметь ребенка, почему… почему милуешься с… с… его отцом?
А н ч а. Почему? Глупый вопрос. Что я, деревянная? Когда он сожмет тебя в объятиях да прижмет к себе и из тебя душу глазами пьет… и ты слышишь ангельское пение и музыку небес, да к тому же черт в аду барабанит… тут плюнешь на все «почему» и «зачем». Господи милостивый! Ты пойдешь на все, что он захочет. И попадешься, не успев и глазом моргнуть.
Ф р а н т и ш к а (после некоторого раздумья, решительно, вполголоса, горячо). Нет и нет! Не смогу. Никогда на это не пойду. Даже если с голоду буду помирать! Даже если на поле или под забором свалюсь! Нет и нет. Не знаю, грех ли это перед богом. Может, бог его и простил бы! Но это истинный грех перед жизнью… перед святой, невинной жизнью ни в чем не повинного человечка. За что он, невинный, должен расплачиваться? Почему он должен расплачиваться за нас, взрослых и испорченных?
А н ч а (испытующим взглядом окидывает Франтишку). Что ты мелешь, младенец? Ты уж не… Нет. Смешно. Так просто наговорила, в воздух… словно проповедь прочитала на площади перед святым Яном{55}. Да?
В дверь стучат.
Франтишка старается взять себя в руки.
(Поколебавшись.) Войдите.
Р и ш а (в домашней куртке, с сигаретой). Servus[128], Фанда. А-а-а… мое почтение, барышня Анча. Как поживаем? Все молодеете и молодеете, возвращаетесь назад… в детство. (Протягивает ей руку.) Фанда, ты нужна маме. Будь умницей, ты, чудачка. Мама свирепая… как тигр, предупреждаю. Иди и не раздражай ее: помни — у старой дамы бывают сердечные приступы. Будешь в ответе, если с ней что случится…
Ф р а н т и ш к а растеряна, медленно уходит.
(Задумчиво расхаживает по кухне.) Просто беда, милая девочка, с глупыми бабами. С человеком произошло обычное дело — все мы слабы, — а женщины расценивают это как преступление. Сразу призывают всех святых с неба, а надо просто все спокойно обсудить и взвесить. Барышня Анча, конечно, рассудила бы все мудро и разумно? Не лишайте меня этой надежды.
А н ч а. Конечно, пан Риша. Барышня Анча очень разумна, очень надежна и очень… как это говорится?.. да, очень деликатна. Все зависит от того, сможет ли пан Риша это оценить. Быть достаточно признательным и благодарным за такие свойства — они теперь очень редко встречаются… у девушек и женщин.
Р и ш а (сидя верхом на стуле против Анчи, непрерывно курит). Ну!.. Можете не беспокоиться. Пан Риша был воспитан как кавалер и знает свои обязанности. Пан Риша ненавидит ссоры и дрязги и больше всего любит людей, с которыми можно найти общий язык. Как, например, вы. С вами приятно поговорить. Я знаю вас всего месяц, а кажется, вот сейчас, когда сижу напротив вас с сигаретой, будто мы знакомы годы: словно говорю со старым, милым другом, от которого у меня нет никаких тайн, с которым мы совершали все юношеские сумасбродные проделки, при котором я выкурил первую сигару и первый раз напился. Мало того, этот друг еще женского пола, прелестная и красивая, словно женщина в костюме пажа… Я всегда мечтал встретить такое существо, в котором непредубежденность друга сочетается со страстью созревающей женщины.
А н ч а (насмешливо). А Франтишка? Она не соответствует такому возвышенному вкусу?
Р и ш а. Не напоминайте мне о Фанде. Это самая большая бука, которую я когда-либо встречал. Ужасно серьезная, как учитель, переодетый в женское платье, — только розог в руке не хватает. И бесконечные нравоучения — без них ни спичку не даст сигарету закурить, ни чашку черного кофе после обеда выпить. Мы знакомы уже год — и по-прежнему чужие, как в первый день. Все-таки мы вместе… (смущенно смеется) ты… стоит ли скрывать — вы умница и понимаете что к чему… все-таки мы были вместе и любили друг друга.
А н ч а (задумчиво). С любовью не так-то просто: она либо соединит двух людей, либо разведет навсегда. Со мной тоже произошло нечто подобное.
Р и ш а. А именно? Расскажите мне.
А н ч а (поколебавшись). Ну, долг платежом красен. Вы уже мне кое о чем намекнули и, конечно, доскажете до конца. Хочу… отплатить вам той же монетой… Но вначале дайте мне сигарету. Что же мне только смотреть, как вы курите? Я видела, как моя хозяйка курит… и очень мне понравилось. Она мне предлагала… но перед ней я робею. А вас я уже не стыжусь. Даже удивительно, но это так: женщины стыжусь, а вас, мужчину, — нет…
Р и ш а. Очень рад, девочка, не будем тратить слов. Мне даже нравится, когда да… (хотел сказать «дама», но на первом слове запнулся) гм… девушка курит. Занятно смотреть, как она смеется, когда закашляется, а когда первый раз берут в рот сигарету — всегда кашляют. (Подает Анче сигарету и подносит зажженную спичку.)
А н ч а. Ну, я-то не закашляюсь. Вот увидите. Когда я была девочкой, меня на пастбище мальчишки научили курить ботву и дубовые
