Древняя Русь: имидж-стратегии Средневековья - Илья Агафонов
Не менее интересным трендом в традиции христианского имянаречения Рюриковичей становится появление тезок среди братьев. В домонгольский период существования династии подобная ситуация была невозможной в том, что касается мирских языческих имен. Родовое имя брата или сестры могло совпадать с именем старшего ребенка только в том случае, если тот умер к моменту рождения младших. Никак иначе. Однако с течением времени такой подход также начинает меняться, когда христианские имена превращаются из исключительно крестильных в родовые.
У русских князей XIV–XV веков то и дело появляются дети, чьи имена совпадают. И хотя не всегда понятно, были ли живы старшие братья на момент рождения младших, сама тенденция говорит, что подход к имянаречению серьезно изменился:
• у Владимира Андреевича Серпуховского: два Андрея;
• у Михаила Александровича Тверского: два Александра;
• у Андрея Александровича Ростовского: два Иоанна;
• у его сына Федора Андреевича: два Иоанна;
• у Юрия Звенигородского: два Дмитрия;
• у Василия II Васильевича: два Юрия и два Андрея;
• у Ивана III Васильевича: две Елены (возможно, и три).
В большинстве случаев точно проследить даты наречения некоторых тезок из числа братьев и сестер не получается просто из-за нехватки сведений и уверенности в источниках. Однако есть и вполне рабочие показательные примеры. Например, Юрий Дмитриевич Звенигородский назовет двух своих сыновей в честь деда – Дмитрия Донского. Один из сыновей Юрия позже получит прозвище Шемяка, а второй – Красный. При этом существует вероятность, что и святой покровитель у двух Дмитриев совпадал – им мог быть святой воитель Дмитрий Солунский, почитавшийся в великокняжеском семействе.
Не стало препятствием наличие живого старшего сына с именем Андрей и для Василия II, который дал еще одному своему отпрыску, родившемуся 8 августа 1452 года, такое же имя. Судя по всему, оба мальчика, родившиеся в августе, получили в качестве небесного покровителя еще одного святого воина-мученика – Андрея Стратилата. И древний родовой запрет на несовпадение имен старших и младших детей Московского князя нисколько не смущал.
К XV веку существовавший в древние времена запрет на наречение детей одним и тем же именем, судя по всему, работал уже не так строго, как раньше. Даже наличие живого старшего брата никак не мешало тому, чтобы у него появился тезка, подчас с тем же патрональным святым. Возможно, такой подход стал проявлением вполне четкого намерения закрепить значимое для династии имя в ветви определенного рода. Чем больше носителей какого-то имени в семье – тем больше вероятность, что так будут называть своих детей князья и цари в будущем.
Другое объяснение таких изменений в традиции имянаречения касается уже отношений между государями и их подданными. Одно и то же повторяющееся имя предполагает, что правитель, воспринимается так же, как и другой носитель такого же имени. Различия становились очевидными лишь для Бога, который точно разберется в разнице как мирских, так и христианских имен. А вот для простых людей князь Василий или Иван мог стать тем самым живым воплощением другого Василия или Ивана, память о которых могла стать подспорьем государю.
Женские родовые имена в Домонгольской Руси
Огромная проблема изучения женских имен, да и вообще женщин в Древней Руси связана с тем, что они появляются на страницах летописей гораздо реже мужчин. Это князья постоянно куда-то ходят, что-то «сдумывают», с кем-то воюют. А женщины в большинстве своем лишь рождаются, рожают кого-то еще, выдаются замуж и уходят в монастырь. Обидно.
Однако вряд ли практика имянаречения у княгинь и княжон сильно отличалась от той, что работала в отношении их братьев, отцов, дедов и дядьев. Единственным отличием будет разве что бо`льшая гибкость женского именослова. Все потому, что история женских имен чаще оказывается связана с их обменом между разными династиями или ветвями одной династии при заключении браков.
В русских летописях вплоть до XII века имена княжеских невест, а также имена почивших княгинь подчас вообще не фиксируются. Упоминается лишь сам факт того, что князь такой-то женился на дочери или сестре другого князя. Если же княгиня или княжна умирает, то упоминание этого события также будет ссылаться скорее на мужчину – отца или мужа конкретной женщины. Подобное отношение к самому факту упоминания женщин согласуется с традициями родовой системы, когда в центре внимания летописцев оказывается именно князь или его мужские родственники. При этом женщина вполне могла заниматься благотворительностью, строить монастыри, церкви, сопровождать своего мужа в военных походах, вести переговоры. Вот только летописцу было все равно. Основным субъектом всех этих событий оставался мужчина, женой или дочерью которого являлась та или иная женщина. Отсюда появляются многочисленные Ярославны, Глебовны и Мономаховны – отсылки к мужскому началу.
Те немногие упоминания отдельных женских имен в период до XII века связаны зачастую с необычными, экстраординарными событиями, которые выводили женщину за границы традиционных родовых отношений. Так, зачастую сообщаются имена княжон, что предпочли уйти в монастырь, нежели выйти замуж. То же самое и с княгинями, чей брак по разным причинам не удался. Судя по всему, неудачный брак или монашество становились своеобразным рычагом, выводившим женщину из общей традиции ее именования по отцу или мужу.
Но даже при таком весьма пренебрежительном отношении к самим женщинам их имена имели значение. И пусть сами князья могли не отдавать себе отчета в важности их жен и дочерей, однако они становились проводниками изменений в родовых и династических системах использования имен. Иногда девочки, как и наследники второй очереди, становились своеобразным «полигоном» для испытания новых традиций имянаречения и моделей поиска подходящих для семьи имен. Удачный «опыт» мог обеспечить закрепление имени в династическом именослове и присвоение тех или иных имен наследникам уже первой очереди.
В отличие от мужчин, женщины, что становились частью внутрикняжеского мира, часто могли приходить извне. Так было с многочисленными женами из числа половецких семейств, крестившихся в соответствии с традициями новой семьи, а также с теми женщинами, что не принадлежали к княжеским родам вообще – такие примеры тоже есть.
