На утренней заре - Григорий Иванович Барыкин

Дядя остолбенел от страха, присел на месте… Потом опомнился, закричал:

— Алешка, медведь! Алешка, медведь!..

Почуяли лошади хищника, рванули и понеслись в лес без дороги… Поломали оглобли, порвали сбрую, опрокинули воз.

Возвратился дядя домой с сеном поздно ночью. Сразу же прибежал ко мне, разбудил, рассказал о встрече с медведем. «И как только, Иванко, не задрал меня зверь? — говорил он. — Ведь рядом был. Диво дивное… Видно, еще жить буду!»

Захотелось мне испытать счастье, поохотиться на медведя. Раньше приходилось слышать, что зверь, поднятый с берлоги в зимнее время, редко возвращается обратно, а ложится где-нибудь в другом месте. Лежит там чутко и при первой опасности уходит дальше, шатуном становится.

Снег тогда был всего сантиметров десять-пятнадцать, Ходить зверю легко. Чтобы взять его, нужны хорошие собаки, которые смогли бы задержать медведя до прихода охотников. Вот и пригласил я с собой любителей охотников: местного волостного фельдшера Шишкина и лесника Родионова. У обоих были охотничьи собаки. Особенно хвалили собаку Шишкина.

Через день дядя показал нам берлогу. Медведя здесь, конечно, не оказалось. Зверь ушел в сторону Иткуля. Пошли по следу. Собаки убежали вперед. Прошли так километра три, услышали впереди лай и визг собак. Поспешили вперед, а к нам уже во всю прыть неслась рослая собака Шишкина. Поджала хвост, прячется за хозяина… Хваленая охотничья собака перепугалась зверя. Вот так помощник!.. Взглянул Шишкин на нас, опустил глаза, ничего не сказал. А маленькая собачка Родионова оказалась храбрее. Но разве она одна могла задержать хищника? Тявкает где-то впереди, идет за медведем. Дает нам знать, где находится Белый клок. Хоть за это спасибо!

Так подошли к новой лежке стервятника, с которой подняли его собаки. Оказалось, что косолапый разрыл старый муравейник возле толстой валежины и лежал в этой яме.

Зверь на выстрел нас так и не подпустил. В километре от деревни Ключи нас захватили сумерки и, бросив погоню, мы ушли ночевать к башкирам. Зашли в избу приятеля-охотника Байгазы. Поужинав, Шишкин и Родионов отказались от дальнейшей охоты и, наняв лошадь, уехали домой. Я остался один…

— А-яй!.. Зачем пошел домой, какой это охотник? Кончать надо зверя! Моя Сайфулла Давлетшин позовем, ева собака больно хорош. Вместе пойдем! — решительно заявил старый Байгаза и вышел из избы.

…Старый Байгаза, Сайфулла, которого русские звали Савкой, и я рано утром вышли в лес. У Байгазы была его знаменитая по округу лайка Караклок, а у Савки — Оклай. Обе собаки отлично работали по медведю и лосю. Байгаза и Савка жили в большой нужде, ружья у них были шомпольные. Для зарядки таких ружей требовалось немало дорогого на охоте времени. Но оба башкирина были честными и надежными товарищами, смелыми и опытными охотниками.

Пришли на вчерашний медвежий след. Натасканные по зверю собаки вначале особой активности не проявляли, но через полкилометра вдруг бросились вперед и скрылись в лесу. Вскоре раздался их яростный лай. Мы поспешили на шум — и вот перед нами открылась незабываемая картина…

На лесной полянке сидел крупный медведь с белым пятном на левом плече и передними лапами отбивался от наседавших собак. Иногда он делал броски, но опытные лайки увертывались от зубов и лап хищника, стараясь заскочить сзади и схватить врага за «штаны»… Порой то Караклок, то Оклай, задетые когтями стервятника, пронзительно взвизгивали, и нам уже казалось, что погибла собака, зацепил и смял ее хищник. Но… нет! Секунда, вторая — и обе лайки, как пушистые мячи, вновь атакуют великана. Белый клок грозно фукает, рычит, а они кружат и кружат его в яростной, ревущей свистопляске, раскидывая снег…

— Э-э-эх! Хороша… Злой собака, шайтан[4] собака, — восхищенно сказал Савка.

— Айда, Иван! — крикнул мне Байгаза, направляясь вперед.

Мы подошли к медведю всего метров на пятнадцать — двадцать, но стрелять нельзя. Лайки, завидев нас, совсем ожесточились, и была опасность при выстрелах ранить и их. Но вот и Белый клок заметил нас, метнулся в сторону, оторвался от собак…

Грянули выстрелы…

Зверь бросился в сторону Байгазы. Тот хотел отскочить, но запнулся о куст таволожника и упал. В тот же момент смертельно раненный медведь грохнулся на снег и придавил старика. Раздался приглушенный крик:

— Алла-а-а!..[5]

Савка охнул, отбросил в сторону разряженную шомполку, выхватил из-за опояски топор. А я трясущимися руками перезаряжал централку.

Прошли какие-то секунды, и мы с Савкой уже у медведя. Но что это? Караклок и Оклай ожесточенно вцепились в мохнатое чудище, рвут его так, что клочья летят, а оно и не шелохнется! Голова Белого клока запрокинулась в сторону, на снегу все шире расползается алое пятно крови… Мелькает догадка — да он же мертв! Ну, конечно! Вон и уши у него ослабли и торчат, а не прижаты злобно к голове…

— Кончал!.. Бери давай, тащи! — крикнул Савка и уцепился обеими руками за заднюю лапу зверя.

Мы опрокинули тушу Белого клока и освободили Байгазу.

Товарищ лежал, уткнувшись лицом в снег. Рядом валялась его шомполка. Охотник шевельнулся, поднял голову, вздохнул.

— А, ба-а-а!.. — сказал он, поглядывая на хищника. — Моя думал, совсем кончат бедный Байгаза! — и засмеялся долгим, счастливым смехом.

Тогда так же радостно рассмеялся и я с Савкой…

…Закончив рассказ, Иван Федорович взглянул на ребят. Разные чувства прочел он на их лицах: охотничий азарт, страх, сожаление, радость победы. Кто-то захлопал в ладошки и крикнул:

— Ура!.. Так его и надо, хищника!

Иван Федорович улыбнулся и продолжал:

— Да, Белый клок был вредным хищником. Он превратился в стервятника, пристрастился к мясу домашних животных. Но не все медведи такие. Их главное-то питание растительное: стебли многоцветников, разные коренья, ягоды и так далее. Сейчас, ребята, косолапых мишек осталось мало в уральских лесах. Чтобы их сохранить в нашей области, охота на медведей запрещена. Только по особым разрешениям охотничьей инспекции истребляют тех из них, которые, как Белый клок, становятся вредными и опасными хищниками.

ЧАЙКА

Едва стемнело, как на полевом стане колхоза «Путь Ленина» вспыхнул яркий костер. Вокруг него собрались колхозники и механизаторы. Раскрасневшись у огня, бойкая колхозница Оля Пруткова готовила артельную уху из только что привезенной с озера рыбы.

Помахивая пушистым хвостом, вблизи костра крутилась собака бригадира Ежова и умильно посматривала на нарезанный к ужину хлеб.

— Что, Тузик, проголодался? Потерпи немного, меня Оля тоже еще не кормит, — пробасил хозяин и потрепал собаку по спине.

Вдруг Тузик вскочил, навострил уши и