Uncharted: Четвёртый лабиринт - Кристофер Голден

— Упс! — выдохнул он.

— Вы что, идиот?! — резко бросила Мелисса. — Вы хоть понимали, что делаете?

— Я просто хотел помочь.

Верхняя половина его тела всё ещё находилась в шахте, но потом его наконец начали вытаскивать. В тусклом свете лампочек, отражавшемся от стен комнаты, он внезапно заметил изображение фигуры, которое нельзя было спутать ни с какой другой.

— Народ, — позвал он. — Вам стоит на это посмотреть.

— Что там? — спросил Иэн Уэлч.

Когда его наконец вытащили, Дрейк громко застонал. Лёжа на песчаном полу, он обнаружил, что все внимательно уставились на него. Но, произнося следующие слова, сам он смотрел исключительно на Джаду.

— Минотавр.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Дрейк лихорадочно огляделся в поисках чего-нибудь, что можно было бы спустить в шахту. Он бросил взгляд на Салли и Джаду, увидел в их глазах тот самый блеск первооткрывателей и понял: нельзя терять ни секунды. Хенриксен мог появиться в любой момент, причем у него были все полномочия вышвырнуть их вон или даже арестовать. Любая находка, обнаруженная на раскопках, отныне принадлежала этому человеку. Разумеется, были некоторые ограничения — египетское правительство об этом позаботилось, — но у богатеев всегда находились способы обходить правила. Если тайны, которые искал Лука, были здесь, не говоря уже о сокровище, им следовало поторопиться.

— Уэлч, мне нужна верёвка или лестница. И фонарь, — бросил Нейт.

Мелисса, склонившись над провалом, светила в шахту мощным фонарём, изучая нарисованного на внутренней стене Минотавра. Теперь она резко выпрямилась, и они с Гильермо обменялись озабоченными взглядами.

— Простите, профессор Меррилл, — начала Мелисса, качая головой. — Вы здесь наблюдатель. Мы не можем позволить вам…

— Гильермо, — прервал её Уэлч, не сводя глаз с шахты. — Сбегай к пролому и притащи одну из рабочих лестниц.

Даже Алан, фотограф, казалось, был удивлён.

— Доктор Уэлч, вы же не позволите ему спуститься в шахту?

Все они, похоже, колебались. Уэлч же повернулся к Гильермо и жестом поторопил его.

— Быстрее. Давай, шевелись!

С тревогой взглянув на Мелиссу, Гильермо бросился прочь. Они слышали, как его шаги эхом отдаются в коридоре. Напряжение между Уэлчем и его коллегой стало почти осязаемым. Мелисса, казалось, хотела поговорить с ним наедине, но в таком тесном пространстве уединиться было невозможно. Даже если бы они вышли в молитвенную камеру и завернули за угол, шёпот в этом месте разносился, словно голоса призраков.

Алан тем временем установил камеру и начал фотографировать открывшуюся шахту и росписи внутри. Салли же продолжал методично обследовать преддверный зал в поисках других секретов, которые могло хранить это место. Джада бросила на Мелиссу неловкий, извиняющийся взгляд, а Уэлч просто стоял, дрожа от нетерпения и отчаянно желая, чтобы Гильермо поторопился. Учитывая, как всё обернулось, он уже никогда не смог бы скрыть ни факт присутствия здесь Джады Хзуяк, ни ложь о том, что Салли и Дрейк были из Смитсоновского института. Конечно, он мог бы притвориться, что они его одурачили, и Дрейк, если бы это помогло, с радостью бы подтвердил эту ложь. Но шансы были высоки: если им не удастся раскрыть правду об убийствах Луки и Чейни, Иэн Уэлч сегодня поставил крест на своей карьере. И если внизу были тайны, он, чёрт возьми, доберется до них раньше Тира Хенриксена.

— Послушайте, — обратился Дрейк к Мелиссе, — мы не дилетанты. Как только мы окажемся в камере внизу, можете считать нас просто тенями на стене. Мешать мы не будем.

Мелисса в ответ одарила его взглядом, который обычно приберегают для цирковых клоунов-алкоголиков и звёзд реалити-шоу с манией величия.

— Правда? — спросила она. — Вы не дилетанты? Тогда как вы назовёте тот цирк, что вы только что здесь устроили?

Дрейк поморщился, покосившись на шахту и думая о вазе и других бесценных артефактах, которые он, вероятно, только что уничтожил. Он заметил, как Джада едва заметно кивнула, словно говоря: «Тут она тебя уделала».

— Я называю это открытием, — ответил он, пытаясь изобразить очаровательную улыбку, что, очевидно, вышло у него не очень. — Вы и понятия не имели, что здесь есть шахта. Это же может быть прорыв, которого вы так ждали!

— И мы могли бы подождать ещё несколько дней, пока как следует не исследуем эту камеру, — отрезала Мелисса, её раздражение лишь нарастало. Она повернулась к Уэлчу. — Иэн, пожалуйста. Я знаю, что эти люди твои друзья, но…

— Достаточно, Мелисса, — холодно парировал Уэлч.

— Иэн…

Уэлч резко развернулся к ней.

— Я сказал, достаточно!

Это заставило её замолчать. Его голос эхом пронёсся по камере. Вспыхнула камера Алана, и они все зажмурились от яркого света, но напряжение никуда не делось. Мелисса уставилась на Уэлча, явно недоумевая, что на него нашло. Такого поведения она не ожидала ни от одного своего коллеги, и было ясно, что к Уэлчу она питала особую симпатию, которая теперь была разрушена. Затем её взгляд скользнул с Уэлча на Джаду, с Джады на Салли, а потом остановился на Дрейке, и он заметил то самое мгновение, когда в глазах Мелиссы зародилось подозрение.

— Что здесь происходит? — спросила она, смахивая с глаз пыльную, непослушную рыжую прядь. — Что вы мне не договариваете?

Уэлч, казалось, вот-вот рухнет под тяжестью навалившегося на него сожаления.

— Мелисса…

— Эй! — внезапно прервал его Салли.

Он опустился на живот, приняв то же положение, в котором был Дрейк, когда его вытаскивали из дыры. Фотограф нетерпеливо зыркнул на него, ожидая, пока тот уберётся из кадра, но Виктор и не думал двигаться. Ёрзая по песку и не обращая внимания на бесценные древности, которые могли под ним треснуть, он подтянулся ещё чуть дальше, и его голова скрылась в провале.

— Кто-нибудь ещё видит там внизу свет?

— Конечно, там есть свет, — огрызнулся Алан. — Он идёт отсюда, отражаясь от стен шахты.

Салли повернул голову и метнул в парня такой взгляд, что тот тут же замолчал.

— Я не идиот, — прорычал он. — Ты фотограф. Разве ты не должен хоть что-то смыслить в источниках света и углах падения? А ну-ка, спускайся сюда и посмотри.

Назревавший конфликт между Уэлчем и Мелиссой был пресечён на корню. Дрейк бросил взгляд в молитвенную камеру, гадая, почему Гильермо так долго возится