Нефритовая лиса - Крис Велрайт

Ицин оглянулась по сторонам.

Чжэня не было видно.

Наверное, прячется где-то в тени, как и полагается всем чудовищам, подумала она, и неожиданная усмешка мелькнула на её лице.

Для неё он действительно превратился в монстра из ночных кошмаров —

жестокого и опасного.

— Многое было повреждено, — наконец вздохнул отец.

Он говорил спокойно, почти отстранённо, будто уже мысленно отпустил утраченные вещи.

— Книги, ценные бумаги, картины, ткани… Этого уже не вернуть.

— Но как так получилось? — удивлённо переспросила Ицин, глядя на открытую дверь люка в трюм, где матросы всё ещё выгружали уцелевшее.

— Капитан сказал, что один из ящиков не выдержал качки. Отвязался, ударил по двери трюма и покорёжил её. Остальное сделали волны, накатывавшие на борт.

Он повернулся к ней,и в его голосе, неожиданно, прозвучала мягкость:

— Но не переживай. Твоё приданое уцелело.

Эта фраза ударила по ней неожиданно больно. Ицин почувствовала, как внутри всё съёживается. Она не хотела этого приданого. Не хотела сундуков, одежды, украшений.

Не хотела ничего, что могло бы стать даром для чужого, выбранного не ею жениха.

— Если мы так много потеряли… — медленно начала она, — То, может, разумнее отказаться от свадьбы?

Отец вздохнул.

Долгий, усталый, тяжёлый вздох, словно этот разговор был камнем, лежащим у него на груди слишком долго. Он посмотрел на неё, и в его взгляде было не раздражение, а скорее изнеможение.

— Ты снова об этом? — проговорил он. — Ицин… сейчас не время для упрямства.

— Выслушай меня, пожалуйста. Я знаю, что разочаровала тебя, — начала Ицин, ощущая, как слова дрожат на губах.

Она увидела, как усталый взгляд отца скользнул в сторону, и, испугавшись, что он вновь отмахнётся, заговорила быстрее:

— Просто поверь, что во всём случившемся не было злого умысла. И не всё — моя вина. Я не стану оправдываться, раз ты не готов слушать, но… я могу предложить, как нам справиться с бедой.

Отец поднял брови, изумлённо глядя на неё.

Она уловила в этом взгляде не только удивление, но и тень интереса — и это дало ей храбрость продолжить.

— Благодаря вам с матерью, — тихо, но с уверенностью сказала Ицин, — я умею читать и считать не хуже любого мужчины. Я быстро учусь, ты сам это знаешь. Я могла бы заниматься описью вещей, помогать с хозяйством, с торговлей…

Отец поднял руку, давая понять, что она должна замолчать.

— Я знаю, что ты не глупая, Ицин, — произнёс он. — Ты действительно могла бы дать фору многим мужчинам, если бы начала обучение в торговом ремесле. Но ты — женщина.

Он кивнул на палубу.

— Смотри. Корабль построен, чтобы плыть. Сундуки — чтобы хранить в них вещи. Перо в руке писца — чтобы делать записи. У всего — своё предназначение.

— Но человек — не вещь, — тихо, но упрямо ответила Ицин. — У него больше возможностей. Если я заменю слуг в доме — разве это не сбережёт деньги семьи? Я могу делать всё, что делают они.

Отец усмехнулся, но не злобно — скорее, с сожалением.

— Сберечь деньги? — он покачал головой. — Чтобы что-то сберечь, нужно сначала уметь это заработать и приумножить. Отсутствие слуг не сделает нас богаче. Нам нужны связи. Нужен капитал. Люди, готовые вложиться в дело.

Он сделал шаг ближе, говорил медленно, с расстановкой.

— Твой будущий муж — это наша опора. Он торгует множеством товаров. Среди них — специи для благовоний. Ты знаешь, что ни один храм не обходится без них? Ни один ритуал при дворе. А поставки — в его руках.

— Если мы породнимся с ним, мы сможем вложиться хотя бы в одну торговую цепочку. Лошади. Продовольствие. Рабочие. Рабы. У него есть выход на всё.

Он замолчал, глядя ей в глаза.

— Ты понимаешь, Ицин? Мы с твоей матерью потратили уйму времени, чтобы добиться права выдать тебя за такого человека. Это не просто выгодно. Это — спасение.

Ицин опустила голову.

Её стремление к самостоятельности, к возможности самой выбирать, вдруг показалось ей требованием ребёнка. Какой глупостью была её борьба… И всё же… Почему же тогда внутри горит, щемит? Почему от слов отца становится не легче, а страшнее?

Стать второй женой. Жить под взглядом чужих. Быть не выбором, а частью сделки. Не иметь права на ошибки. На слово. На голос.

Она чувствовала, что бунт в ней не утихает, а лишь становится тише и глубже. Как подземная река, что ещё вырвется наружу.

Ицин не знала, как с этим справиться. Она лишь знала — что не хочет такой жизни. Но сказать это сейчас — значило противостоять не только отцу, а всему, на чём держалась их семья. И пока она молчала, её сердце продолжало кричать.

А разве… — голос Ицин прозвучал почти неслышно. — Разве он не захочет сотрудничать с нашей семьей без свадьбы?

Она старалась говорить мягко, осторожно, как будто ступала по льду, который мог треснуть от любого слова.

— Можно было бы отдать Чжэня ему на обучение… или в подмастерья. Да даже я сама готова заняться торговлей.

Отец нахмурился. Его губы сжались, как будто он проглотил горькое лекарство.

— Ты опять не понимаешь, что говоришь, — произнёс он медленно, вымеряя каждое слово. — Чтобы моя дочь стала торговкой, а сын — ученик торговца?

Он говорил с нарастающим возмущением.

— Чжэнь получил образование при дворе. Его учили этикету, письму, военному делу. А ты — девица из уважаемой семьи! И ты предлагаешь нам всем так пасть?

Он посмотрел на неё, и в его глазах мелькнула боль.

— Я потеряю лицо. Потеряю уважение к самому себе.

Ицин вжалась плечами, невольно отступая на шаг назад. Она с трудом промолчала, хотя внутри всё сжалось от желания выпалить: «А разве то, что твоя дочь станет второй женой торговца, — это не унижение?» Но она знала — если скажет это вслух, разговор закончится окончательно.

Отец развернулся и пошёл прочь, его шаги глухо отдавались по доскам палубы, направляясь в сторону его каюты. Ицин стояла, не зная, идти ли за ним, но что-то внутри не позволило ей отступить.

— В Тивии это не считается позором, — произнесла она, чуть громче, чем раньше.

Отец замер у самой двери.

— Меня учили культуре