Афоризмы Старого Китая - Козьма Прутков
143
Небесная природа, по китайским представлениям, подлинная природа каждого существа, равнозначная самоскрывающейся полноте бытийствования всего сущего. Современный публикатор книги Хун Цзычэна У Цзягоу комментирует это изречение популярными строками из стихотворения древнего поэта Ван Цзи: «Когда стрекочут цикады, в лесу еще тише. Когда поют птицы, гора еще покойнее». В русской поэзии можно вспомнить строки Мандельштама: «Звук осторожный и глухой…»
144
В оригинале употреблен термин дэ, который здесь чаще всего переводится как «внутреннее совершенство», иногда – «добродетель».
145
В данной фразе содержится аллюзия на легенду о древнем философе Цзоу Яне. Преданно служивший своему государю Цзоу Янь однажды был брошен в тюрьму по клеветническому доносу, и тогда с возмущенных небес вдруг посыпался снег, хотя дело было в начале лета.
146
Аллюзия на легенду о жене некоего древнего полководца, погибшего в сражении. Вдова десять лет безутешно рыдала над телом мужа, и тогда крепостная стена будто бы сама собой рухнула.
147
Суждение о «теле, полученном взаймы», восходит к Чжуан-цзы, как и следующий далее призыв искать опору не в отдельных вещах, а в тотальности бытия. Следует помнить, что тезис о «единотелесности» бытия в традиционной китайской мысли сопряжен с признанием множественности перспектив созерцания и их полной равноценности. Эта единотелесность дана лишь как ускользающая пустотность предела всех «жизненных миров», зияние перспективы всех перспектив. Тело Дао – поистине пусто-телое.
148
Как только что было сказано, выражение «одно тело», «единотелесность» (и ти) служило в китайской мысли традиционным именованием предельной реальности как «мира в целом».
149
Данная фраза навеяна сентенцией Лао-цзы: «Великое искусство подобно неумению».
150
М. Вилетт-Эмери в этом месте неправомерно объединяет два вопроса в один: «Кто сознает, что мы поступаем нехорошо?»
151
Истинный Господин – идущее от Чжуан-цзы определение бодрствующего, просветленного сознания – сознания, открывшегося своей открытости бытию.
152
В оригинале говорится об «импульсе», или «источнике движения мировой энергии», «движущей силе мировой пневмы» (ци цзи).
153
Великая Пустота (тай сюй) – традиционное наименование самоскрывающегося зияния бытия, которое предоставляет всему место быть и, вмещая в себя все перспективы созерцания, воплощает собой полноту бытийствования.
154
У М. Вилетт-Эвери: «Политика, вдохновленная Небом». Этот вариант не соответствует ни общему смыслу изречения, ни духу китайской культуры.
155
«Бескрайняя добродетель» (улян гундэ) – буддийское выражение.
156
В некоторых изданиях книги Хун Цзычэна последняя фраза выделена в отдельное изречение.
157
М. Вилетт-Эмери предпочитает говорить не просто о знании (как, собственно, и значится в оригинале), а о «силе суждения», что в очередной раз придает китайскому суждению неоправданный интеллектуальный крен. У Цзяогоу поясняет этот знак словосочетанием «видеть-знать», что можно перевести как «понимание».
158
Данный образ восходит к Чжуан-цзы, уподоблявшему бытие «флейте с десятью тысячами отверстий». Заметим, что Чжуан-цзы намекал на преемственность между пустотой полой трубки, именуемой флейтой, пустотой мировой пещеры, каковой считалась Земля во многих архаических традициях, в том числе в Китае, и, наконец, Великой Пустотой неба. Так, согласно даосскому философу, флейта и другие творения рук человеческих выявляют или, лучше сказать, устанавливают присутствие нерукотворной пустоты Хаоса. Другими словами, техническая деятельность человека, по представлениям даосов, призвана оберегать зияние «небесной пустоты», равнозначной «полноте природы». Притча Чжуан-цзы о «флейте Человека» и «флейте Неба» – еще одно напоминание о том, что предметная практика человека становится возможной благодаря абсолютной дистанции пустоты как «небесного простора» и не отличается от бытия Хаоса.
159
Хаос, предстающий бесконечным богатством разнообразия мира, но всегда тождественный себе, – традиционный образ реальности в даосизме. По определению американского философа В. Холла, даосский Хаос являет собой, скорее, бесконечное множество порядков.
160
«Пролить свет на себя самого» – традиционная формула, заимствованная из литературы чань-буддизма. Речь идет о том, чтобы «осветить светом высшей мудрости индивидуальное сознание».
161
Белый снег – название песни древнего царства Чу, которая традиционно считалась одним из лучших образцов изящной словесности.
162
Дома с красными воротами имели в старом Китае высокопоставленные чиновники.
163
«Колесница, не поворачивающая вспять», – принятый в буддийской литературе образ религиозного подвижничества.
164
«Вечно сияющий светильник» – еще один распространенный в буддийской литературе образ просветленного сознания.
165
Высокая шапка и широкий пояс – традиционные метонимические наименования знатного ранга.
166
Цитата из стихотворения известного ученого и поэта XI века Су Дунпо.
167
В оригинале букв.: «источник животворения жизни». Выражение «животворение живого» (шэн шэн) восходит к «Книге Перемен» и, по мнению древнего комментатора Кун Инда, означает «непрерывность круговращения Инь и Ян, благодаря чему живущие позже наследуют живущим ранее».
168
Уподобление Великого Пути мироздания плавильному котлу, в котором все сущее переплавляется, непрерывно приобретая новые формы, принадлежит древнему даосскому философу Чжуан-цзы. В данной фразе речь идет о традиционном для китайской культуры идеале соучастия творческому потоку перемен, дарующего способность преображать мир силой нравственного воздействия. Напомним, что китайское понятие добродетели (дэ) предполагает причастность к творческой мощи бытия.
169
Истинный господин – метафорическое наименование просветленного духа. Выражение восходит к Чжуан-цзы.
170
Букв.: «возыметь сердце, охватывающее Небо и Землю». Перевод М. Вилетт-Эмери: «водворить нравственное чувство в мироздании».
171
Цзюнь – китайская мера веса, равная приблизительно 18 кг.
172
Мотив «благотворной болезни» – даосского происхождения. Он занимает достойное место в ряду вызывающе-парадоксальных образов и тем «безумных речей» Чжуан-цзы. В сочинениях древнего даосского философа болезнь выступает метафорой «особливости» даосского мудреца, его готовности и способности к самотрансформации, его открытости потоку перемен (в этом качестве болезнь оказывается синонимом сна).
