Фау-2 - Роберт Харрис
— Авария? Правда?
— Что вы имеете в виду, сэр?
— Увы, — вздохнул он и покачал головой. — Ты не первая, боюсь, и не последняя. — Он обнял её за талию и мягко подтолкнул внутрь.
— Дамы — вперёд.
Теперь всё казалось ей размытым. Большая комната с деревянными панелями, ковром и камином в дальнем конце. Полдюжины офицеров ВВС в форме за столом, большинство с сигаретами, лица обернулись к ней, когда она вошла. Рядом с камином — большая карта юго-восточной Англии и Нидерландов, Лондон утыкан красными булавками. Кэй заняла место в углу, как можно дальше от остальных, и положила перед собой папку с фотографиями. Все знали Старра. Раздавались: «Привет, Лес», «Как ты, старина?», — рукопожатия, он обходил круг. Её он не представил.
Через пару минут в коридоре всё громче слышался стук костылей, и в комнату втащился коммодор Темплтон, за ним — молодой лейтенант с папкой в руках. Все встали.
— Спасибо. Садитесь. — Он передал костыли помощнику, сел с усилием в кресло. — И сразу: да, я попал под обстрел вчера, нет, ничего страшного, но теперь для меня это дело стало личным.
Нервный смех прошёл по комнате.
— Итак, — открыл папку, — сегодня днём премьер и министр внутренних дел звонили министру обороны, а тот — мне. Завтра — заседание кабинета. Им нужно что-то конкретное. Факты, предложения. Здесь неофициально: ни протоколов, ни имён. Говорим начистоту. Джим, докладывай.
Офицер по имени Джим встал, подошёл к карте:
— Сэр, думаю, все мы немного расслабились в октябре, когда десант в Арнеме вынудил немцев временно отвести установки Фау-2 из района Гааги. Лондон оказался вне зоны досягаемости, и максимум, что они могли, — стрелять по Норфолку, без особого эффекта. Но когда операция «Маркет Гарден» провалилась, немцы вернулись к побережью — вот сюда. — Он указал на карту. — И в результате ноябрь стал самым тяжёлым месяцем. В первую неделю — 12 ракет по Лондону, во вторую — 35, в третью — 27, и на этой неделе мы уже перевалили за 40.
— Потери за последние 7 дней: 9 человек в Ист-Хэме в понедельник, 20 — во вторник (Уолтемстоу, Эрит, Баттерси), 24 в Бетнал-Грин в среду и ещё 6 в Чизлхерсте спустя час. В четверг — двое, в пятницу — 19. Ну и вчера — худший случай: 160 погибших в Дептфорде, ещё 7 в других местах. Сегодня данные ещё уточняются, но уже больше десятка убитых.
Офицер с квадратным лицом и густыми чёрными бровями поднял руку.
— Извини, Джим, что перебиваю, — сказал он, — но если говорить откровенно, и рискуя прозвучать чересчур грубо, то в Бомбардировочном командовании мы, вероятно, убиваем в десять раз больше немцев за одну ночь. В сугубо военном смысле ракеты — это чертовски неприятно, но решающим фактором в войне они не станут.
Темплтон сказал:
— Возможно. Но рано или поздно одна из них угодит в парламент, Букингемский дворец или на Даунинг-стрит. А мы ничего не сможем сделать. Люди устали терпеть.
— Да, — кивнул Джим. — Две недели назад одна взорвалась в воздухе прямо над Вестминстером — на вокзале Виктория была паника. И кроме жертв — ещё проблема с жильём. Взрывы оставляют воронки по 30 футов, и целые кварталы превращаются в руины.
— Сколько зданий пострадало?
— Уничтожено или под снос — около пяти тысяч. Всего повреждено — около 150 тысяч.
По залу прошёл гул. Джим сел.
— Мы что, совсем не можем достать их? — спросил Темплтон. — Сколько вылетов было за последние два дня?
— Погода держала нас на земле почти двое суток, сэр, — ответил другой офицер. — Сегодня утром подняли четыре «Спитфайра» с Колтишолла. Они прошли над побережьем у Эгмонда, свернули на юг вдоль берега до Хука Голландского. Но облачность — 3000 футов. Даже при снижении до 2500 ничего не видно. А как только поднялись обратно на 20 000 — увидели, как Фау-2 поднимается сквозь облака, но откуда именно — установить не удалось.
— В котором часу это было?
— Около 10:30.
— Значит, это та, что попала в Рейнхем, — сказал Джим.
— Если они запускают сорок штук в неделю — мы уж одну установку должны были бы засечь, — вмешался Темплтон. — Лес?
Старр встал:
— Мы стараемся, сэр. Я принёс свежие снимки — чтобы вы поняли, с чем мы имеем дело.
Он кивнул Кэй. Она встала, обошла стол и раздала фотографии. Майк взял снимок, не взглянув на неё. Она вернулась на место, наблюдая, как он крутит фото, морщится, разглядывает. Он должен был бы надеть очки — но не мог терпеть напоминания о зрении, из-за которого его отстранили от полётов.
— Это очень трудно, сэр, — сказал Старр.
— Трудно? Понимаю. Но это одно из величайших поражений фотослужбы за всю войну.
Старр вспыхнул.
— Сэр, мы работаем день и ночь! Офицер Катон-Уолш пересмотрела все материалы. Кэй, подтвердите, что ситуация беспрецедентна?
Она почувствовала, как все мужчины в комнате повернулись к ней. Она так удивилась, что к ней обратились, что не успела почувствовать волнение.
— Да, сэр. Насколько мне известно, только в конце сентября, после того как советские войска освободили испытательный полигон Фау-2 в Близне, в Польше, мы узнали, что для запуска ракеты требуется площадка всего двадцать квадратных футов. Это примерно половина этого стола. Найти такую крошечную площадку, если она скрыта среди деревьев, для нас практически невозможно.
Майк произнёс с сарказмом — глядя на фотографию, а не на неё, будто не в силах обратиться напрямую:
— Да, но чтобы спрятать ракеты в лесу, их ведь туда сначала нужно доставить?
— Да, сэр. Но, по всей видимости, они доставляют их по железной дороге ночью. К тому времени, как становится достаточно светло для вылета разведывательного самолёта, ракеты уже в лесу.
И вот, наконец, он посмотрел на неё. Едва заметно, медленно покачал головой, и в этом жесте, как ей показалось, таились сразу несколько смыслов — неохотное восхищение изобретательностью противника, раздражение по поводу бесполезности Медменхэма и, под всем этим, лёгкая ирония, предназначенная только для неё, по поводу того, что им пришлось обменяться репликами именно таким образом.
Он повернулся к представителю Бомбардировочного командования:
— А нельзя просто сравнять лес с землёй?
— Мы, конечно, рассматривали этот вариант, сэр. Два серьёзных недостатка. Во-первых, придётся бомбить днём, а в этом районе мощная зенитная оборона: потери будут неприемлемыми. Во-вторых, это очень близко к Гааге. Если бомбить с высоты восемнадцати тысяч футов — а ниже спускаться опасно — есть серьёзный риск больших жертв среди мирного населения, и при этом нет никакой гарантии, что мы действительно уничтожим все пусковые
