Фау-2 - Роберт Харрис

Так Граф впервые услышал об этом месте.

И вот, снова на север — только они вдвоём, в новой машине фон Брауна. Ночевали у родственников в Кармцове, под Штеттином, затем проехали около 50 км по Померании, пока не пересекли мост на остров Узедом. Дорога вилась через леса и болота, вдоль песчаной косы между водой. Проезжали милые рыбацкие деревушки — розовые, жёлтые, голубые домики. В конце она превратилась в лесную тропу. Машину оставили — пошли пешком.

То утро навсегда осталось в памяти Графа: как визит в рай до грехопадения. Вековые дубы, сосны в сто футов, торфяники и белый песок, камышовые заросли, ни души — только лебеди и утки, выдры, певчие птицы, громадные олени с чёрными рогами среди вереска, спокойные и не пуганые. Они шли больше часа вдоль берега до устья реки Пеене. Вернер, с лицом к солнцу и развевающимися волосами, раскинул руки:

— Это же чудо, правда?

Он начал жестикулировать, словно стирая природу с карты: тут — стенды, там — стартовые площадки, здесь — лаборатории, заводы, ТЭЦ, аэродром, железная дорога, посёлок для рабочих.

— Но ведь тебе придется привезти сюда тысячи людей, — возразил Граф. Он не удержался от смеха — звучало как детская фантазия. — Кто вообще станет за это платить?

— О, они заплатят.

— Кто — «они»?

— Наши господа в мундирах. У них сейчас столько денег на перевооружение, что они, похоже, сами не знают, куда их девать.

— Да брось. Это обойдётся в миллионы.

— Не беспокойся об этом, вот увидишь. Я пообещаю им такое оружие, от которого они не смогут отказаться.

Вернувшись в Куммерсдорф, фон Браун вместе с Папой Риделем и начальником отдела вооружений, полковником Дорнбергером, принялся за наброски самой совершенной баллистической ракеты, какую только позволял замысел и достигнутый ими уровень технологий. Граф всегда хорошо ладил с Дорнбергером — приятный в общении артиллерист лет сорока, умён и честолюбив, он был одержим идеей Парижской пушки, обстреливавшей французскую столицу в Великую войну. Фон Браун умело «играл» им, как своей виолончелью: льстил, иногда уступал, всегда оставлял тому иллюзию контроля. Вместе они наметили параметры реального оружия — такого, которое можно было бы транспортировать в собранном виде по железной дороге к месту запуска. Необходимость мобильности ограничивала длину ракеты пятнадцатью метрами. Даже при этом она должна была нести боеголовку весом в тонну — либо с обычным взрывчатым веществом, либо с отравляющим газом — на расстояние до 275 километров. Для этого, подсчитал Ридель, потребуется двигатель с тягой в двадцать пять тонн — в семнадцать раз мощнее всего, что они создавали прежде. Так появился проект «Агрегат-4».

Одним апрельским утром в начале месяца Дорнбергер и фон Браун поехали в Берлин, в Министерство авиации, чтобы представить свои планы генералу Кессельрингу из люфтваффе. Граф смотрел им вслед — они сидели на заднем сиденье «Мерседеса» с портфелями на коленях, точно два коммивояжера. Что именно они там обсуждали, он не знал, но к обеду офицер штаба люфтваффе уже мчался на автомобиле в Узедом, а к вечеру Министерство авиации позвонило Дорнбергеру с сообщением: сделка состоялась. Участок в Пенемюнде был выкуплен у местного муниципалитета за три четверти миллиона марок, и люфтваффе согласились оплатить половину стоимости строительства.

С самого начала всё было почти безумием. Иногда, вспоминая допрос в Штеттине, Граф готов был признаться честно: фон Браун не построил оружие, чтобы основать Пенемюнде — он построил Пенемюнде, чтобы создать оружие. Его дерзость кружила голову.

На третий день допроса ему наконец задали главный вопрос:

Признаёте ли вы, что вечером 17 октября 1943 года, на пляжной вечеринке в Цинновице, в компании профессора фон Брауна, доктора Грёттрупа и доктора Риделя, вы сказали, что война проиграна, ракета Германию не спасёт, а ваша цель с самого начала была — полёт в космос?

В ту секунду, когда сердце сжалось, а горло перехватило, инженерная часть его разума искала самый безопасный ответ. Что сказали другие? Если одно — то так, если другое — иначе…

— Господа, я не припоминаю, чтобы говорил подобное. Должно быть, это какая-то ошибка…

Слушай меня, Руди. Это правда. Дорога на Луну начинается в Куммерсдорфе.

Нет, дорогой Вернер. При всём твоём гении — дорога из Куммерсдорфа привела нас не на Луну. А прямо сюда.

Он услышал шум за спиной. Суставы закоченели от холода, и, с трудом выпрямившись, он повернулся. Кто-то поднимался по тропинке через лес. Сквозь деревья мелькали лучи фонарей. Залаяла собака. Сначала появился один охранник СС, нацелив винтовку с плеча, затем другой, и наконец — кинолог с большой немецкой овчаркой, рвущейся с поводка. Граф поднял руки. Один из фонарей ослепительно ударил ему в лицо. Он попытался заслониться.

Одна из силуэтных фигур выкрикнула:

— Не двигаться!

— Я доктор Граф. У меня есть допуск. — Он поморщился и отвернул голову. — Можете убрать эту штуку от моих глаз?

Второй эсэсовец сказал:

— Это гражданский из Пенемюнде, штурмман. Не узнаёшь его?

— Да, знаю. Документы!

С усталой тяжестью Граф полез во внутренний карман.

— Раз уж вы меня узнали, зачем вам мои бумаги?

Вдалеке завыла сирена.

Он протянул пропуск.

— Это запуск. Мне нужно быть там.

— Тогда что вы здесь делаете?

— Просто проверьте, ладно? — Он бросил взгляд в сторону деревьев, пока охранник неуклюже перекидывал винтовку за спину, перекладывал фонарик в другую руку и наконец осветил его удостоверение. Чувствуя раздражение Графа, тот нарочно не торопился.

— Я задал вам вопрос, доктор: что вы делаете в закрытой зоне?

Гул запуска первой ступени Фау-2 прокатился сквозь лес. Граф повернулся в сторону звука. За ним обернулись и эсэсовцы. Невозможно было определить, насколько далеко находилась стартовая площадка. В темноте появилась светящаяся полусфера, осветившая заострённые верхушки елей, которые будто бы тянулись волнами под лунным светом. Над ними медленно поднималась огненная колонна. Она достигла высоты примерно в пятьдесят метров, затем замерла. Несколько секунд она висела, пульсируя красным и синим, затем как будто начала уходить вбок. Всё ещё вертикальная, она медленно опустилась по диагонали и исчезла из виду. Лес озарился, словно в полдень летнего дня. Спустя мгновение раздался рёв — взорвались топливные баки.

Никто не произнёс ни слова, не издал ни звука — по крайней мере, так это запомнилось Графу — и тогда он вышел из оцепенения, оттолкнул эсэсовцев, спрыгнул на песчаную тропу и побежал сквозь лес.

Он бежал пару минут, пока впереди не увидел огненный шар. Только бы не боеголовка, молился он, только бы не боеголовка. Люди кричали. Фигуры метались туда-сюда. Ему хотелось закричать, чтобы все