За кулисами в Турине (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович

Все оружие и ценные вещи генуэзцев пришлось пожертвовать местным. Они как вороны окружили поле брани и постоянно тянули руки к покойникам. Если бы Кокки не отдал им достаточно ценностей, они бы раздергали вообще все, что осталось. И то пришлось неоднократно сослаться на близкое знакомство с доном Убальдо, а особо непонятливым раздать затрещин.

Взамен местные помогли погрузить убитых и раненых в телегу, которую бросили генуэзцы, и отвезти на подворье святого Валентина. Первых для отпевания и похорон на церковном погосте, вторых отлеживаться. Добрые монахи не блистали врачебным мастерством, но дуэлянты, которым не судьба была умереть сразу, могли рассчитывать на перевязки и молитвы за здравие. Некоторым первое или второе помогало встать на ноги. Дуэли — дело чести, а честь — привилегия людей не столько богатых, сколько справедливых. Поэтому выжившие дуэлянты щедро жертвовали милосердному подворью, а монахи совершенно не сердились, когда им в любое время дня и ночи приносили суровых мужчин, истекающих кровью.

Лошадей без особой радости принял на постой расположенный неподалеку постоялый двор. Конюшня под крышей забита чуть не в два слоя. Сошлись на том, что лошадей привяжут во дворе и напоят, а завтра их заберут хозяева. Телегу просто оттолкали с дороги, и понятно было, что до завтра она здесь не достоит.

Кошельки, одежду и оружие погибших надо бы было передать наследникам. Или кому-то еще. Покойнику не нужен в гробу ни теплый плащ, ни шапка, ни пояс, ни ботинки. Все кошельки и все мечи швейцарцев Кокки завернул в один из плащей и отдал на сохранение Бонакорси для раненых.

Бонакорси уехал с ранеными. Кокки не сообразил напроситься на ночлег к монахам, а на постоялом дворе, ему и не предложили. Мест не было по-честному. Он вышел с постоялого двора, ведя свою лошадь под уздцы. Можно, конечно, сесть в седло, но не видно же ни зги. Хорошо, что сообразил на постоялом дворе купить фонарик и большую свечу для него. Переплатил, конечно, втридорога, но теперь хотя бы дорогу видно. Пошлепал по лужам, с поводьями в руках. От холодного ветра заныла вроде бы зажившая рана на левом бедре.

На развилке Кокки подумал, к каким воротам идти и решил, что к западным. Если что, от них ближе до Гадюшника и дона Убальдо.

Я неплохо отбился, — подумал он, — Младший Петруччи, это противник примерно моего уровня, и Пичокки ничуть не слабее. Если бы не Витторио, я бы не отбился и не унес ноги. Да и с Витторио в паре мы всего-то задержали самых сильных бойцов на достаточное время, чтобы для де Круа остались только солдаты.

Плохо, что меня узнали. И, кажется, за мной следят. Я могу развернуться ему навстречу, но не догоню. Могу устроить засаду за углом. Кокки свернул за угол и остановился. Время шло, а преследователь не шел. Конечно, не шел. Лошадь всю дорогу цок-цок, и вдруг не цок. Выглянул за угол, не стоит ли там кто, прислушавшись? Кажется, через дом темный силуэт прилип к двери. Пойти на него? Убежит.

Получается, я не могу устроить засаду, — подумал Кокки, — Он слышал, как мы с лошадью идем, и услышат, когда я остановился. Сейчас снова пойду, и он подтянется.

Оглянулся. Никого.

Или на самом деле никто не следит. Может быть, просто кажется? Кокки развернулся и пошел назад. На ночных улицах не так уж пустынно. Особенно в каникулы. Двое пьяниц тащат третьего из таверны. Кавалер с довольным, что даже в темноте видно, лицом, куда-то идет с дамой, которая еле переставляет ноги. Где-то играет музыка. Из пекарни пахнет дрожжами, пекарь поставил тесто на завтра. Двое всадников проехали посередине улицы. За углом парень целует девушку. Девушку за его спиной не видно, но слышно.

Жаль, что я не местный, — подумал Кокки. Местный легко оторвется от слежки за счет какого-нибудь закоулка или прохода через дом, о котором только он и знает. Днем можно бы было попробовать на людной улице. Или пройти через таверну, через конюшню. На импровизации так не выйдет. Тем более, ночью, когда все двери закрыты и людей вокруг никого.

Ни при каких обстоятельствах я не могу привести врагов к семье. Вдруг мне не кажется, и кто-то идет по следу. «Ага! — скажут они, — Ночной Король шалит на улицах, убивает гостей Турина». Дон Убальдо непричастен, но кто станет его слушать? Кто поставит слово преступника наравне со словом благородного человека? Герцог просто прикажет повесить дона Убальдо, а потом уедет к себе в Шамбери. Плевать ему, что дон Убальдо, что называется, сам живет и другим не мешает. Местную братву держит в узде, приезжей братве шалить не дает. Помог поймать Душителя и других ему подобных убийц, которые держали в страхе округу. А если война? У кого есть сеть разведчиков на несколько дней пути от Турина? У герцога нет. И у декуриона нет. У дона Убальдо есть.

На Немецкое Подворье, где мы с Мартой сняли комнаты, идти уже нельзя. Эти комнаты наверняка сданы раньше, чем кровь просохла.

Идти надо к Дино и Джино. По легенде они купеческие приказчики из Милана. Дом снимают, хозяин местный. От людей с вопросами смогут отбрехаться, от людей с мечами попросту сбегут. У них наверняка уже пути отхода продуманы и выхожены для проверки. Если что, парни дона Убальдо проверят, следят за домом или нет. Может, мне все кажется, и никто за мной не идет.

Кокки прошел Турин насквозь до ворот Палатин. Он шел только по большим улицам, потому что боялся в темноте заблудиться или, что еще хуже, упасть в какую-нибудь яму с дерьмом. Раненая в начале месяца нога заныла. Два часа то стоя, то пешком — не шутка.

Тук-тук! Открыли быстро.

— Джино, как я рад тебя видеть.

— Что-то случилось? Вы не ранены?

— Нет, но плащ мне порвали в клочья. И мне нужно срочно согреться, или назавтра смогу только соплями отстреливаться.

— Прошу к камину. Сейчас вина подогреем.

Кокки плюхнулся на деревянное кресло, стянул чулки и туфли и протянул замерзшие ноги к огню.

— Что было? Марта нарвалась еще раз? — спросил Дино.

— Да, и не только она. Де Круа чудом прорвались из Монкальери в город. Мы с Мартой присоединились к ним, а то бы нас поубивали по отдельности.

— Засада? Кто?

— Генуэзцы. Решают вопросы на службе у семьи Фрегозо, но не по вертикали Банка, а по вертикали губернатора. Похоже, генуэзцы напали на верный след. Де Круа надо бежать из Турина. А Марту оба раза, на площади в первый раз и на Немецком подворье во второй, пытался убить Ламберто Гримальди. Тоже Генуя, но не Банк.

— И вы победили?

— С чего ты взял?

— Вы же живы. Значит, кто-то мертв.

— Меня загнали в реку, но я выиграл немного времени для де Круа. Рыцарь отбился, но потерял почти всех солдат. Марта и фрау де Круа не пострадали. Черта с два я бы победил, сражаясь с Фернандо Пичокки и Алессандро Петруччи. Мне еще повезло, что викарий дал нам с помощь моего ученика Витторио.

— Кто такие Петруччи и Пичокки? — спросил Джино.

— В Генуе есть школа фехтования Петруччи. Ее держат трое братьев, которых зовут Старшими. У них есть дети и внуки. Много. Они все тоже хорошие бойцы, и их всех зовут Младшими. Пичокки один из лучших учеников моего поколения.

— То есть, можно считать, что генуэзцы теперь знают, что де Круа их враги, а Марта с ними заодно?

— Да. И знают, что я с Мартой. Нам с ней пора убираться отсюда, пока мы живы. Желательно, не вместе. С самого начала была плохая идея ехать в город, где живет Филомена, под легендой охранника дамы.

— У которой есть любовник, и это не Вы. Гвидо не рассказал про доктора Бонакорси?

— Неважно. Филомене сложно объяснить, что бывают дамы, которые не будут меня домогаться. Она считает, что я лучший в мире мужчина, и что все остальные женщины тоже так думают.

— Как она еще не прилетала в Геную на крыльях ревности?

— Мне уже кажется, что в Геную я не вернусь.

— Но и из Турина надо бежать?

— Не навсегда же. Укрыться где-нибудь до окончания каникул, пока все не разъедутся. В конце концов, мы с Мартой спасли ваших де Круа, то есть, уже не зря сюда приехали. И передайте Старшему сразу с утра. Максимилиан де Круа до конца поддерживает выданную ему легенду, что он человек Медичи. Они переехали не просто в Турин, а в епископский дворец по приглашению викария. Завтра он пойдет защищать интересы Медичи перед Луизой Савойской.