Фау-2 - Роберт Харрис

Женщина окинула Кэй скептическим взглядом:

— Мэдменхэм. Значит, умеете пользоваться логарифмической линейкой?

— Да, мэм.

— Логарифмы?

— Да.

— Имеете какое-то представление о математике?

— До некоторой степени, да.

— Слыхали об Эйлере?

— Нет, мэм, — Кэй тут же пожалела о своём ответе.

— Якоби? Лежандр?

Кэй покачала головой.

— Теорема баллистической траектории?

— Нет.

— Значит, ваши знания весьма поверхностные! — вздохнула Ситуэлл. — Но, полагаю, вы не хуже остальных. Поднимайтесь на борт.

— Так точно, мэм. Благодарю. — Кэй отдала честь.

Дверь была как раз за крылом. Чувствуя лёгкое унижение, она поднялась по трапу и пригнулась, заходя в тёмную, тесную кабину. По десять кресел с каждой стороны стояли лицом друг к другу. Почти все уже были заняты девушками из корпуса ВВС. Была и пара армейских офицеров. Сквозь квадратные иллюминаторы проникал слабый утренний свет. Весь багаж лежал у ног. Кэй пробралась по центру фюзеляжа и нашла свободное место слева, ближе к передней части.

— Можно?

— Да, мэм.

Сержант-женщина из ВВС нехотя подалась в сторону, ровно настолько, чтобы Кэй смогла протиснуться на своё место, а затем демонстративно отвернулась. Кэй улыбнулась остальным женщинам, сидящим в салоне, но никто не встретился с ней взглядом — ни офицеры, ни сержанты. Похоже, она уже была непопулярна, ещё не успев начать. Ну и чёрт с ними, подумала она с внезапным раздражением, и с той чопорной старой каргой, что командует ими. Она вытащила из-под сидящих рядом половинки ремня безопасности и пристегнулась.

В хвостовой части кабины в дверном проёме пригнулась Ситуэлл, за ней последовал командир звена. Они заняли последние два места. Один из техников убрал трап и закрыл дверь. Двигатели закашлялись, пропеллеры начали рубить воздух. Гул быстро нарастал, переходя в рев, и с рывком самолёт покатился по перрону к бетонной взлётной полосе.

Разговаривать было невозможно из-за шума. Все смотрели прямо перед собой. Кэй ощущала напряжение. Аварии на таких рейсах были печально известны. Даже на этом этапе войны всё ещё сохранялась вероятность встречи со случайным истребителем Люфтваффе. Девушка напротив шевелила губами, и Кэй поняла, что та молится. Ей стало неловко, и она отвернулась к окну. В груди сжался знакомый ком тревоги. Она попыталась сосредоточиться на взлёте. Значит, вот как это — пауза на краю полосы, внезапное ускорение, от которого тебя бросает назад, здания и деревья мелькают за иллюминатором, а потом — словно замедленное движение: земля уходит вниз, и вместе с ней, кажется, падает и желудок. «Дакота» задрожала и заскрипела, разворачиваясь на восток. Кэй успела заметить поток машин на Уэстерн-авеню, крыши домов с красной черепицей, а затем всё скрылось — мимо окна промчались полосы облаков.

Казалось, самолёт набирает высоту с перегрузкой для своих двигателей. Кабина тряслась и грохотала. Девушка, что молилась, начала плакать. Кэй вцепилась в край сиденья. Всё ощущалось, как будто они внутри подводной лодки, отчаянно пытающейся всплыть. Прошло, вероятно, не больше двух-трёх минут, но показалось вечностью — и наконец они вынырнули сквозь облака, и в салон хлынул солнечный свет. «Дакота» выровнялась. На расстоянии примерно в триста ярдов справа от них она заметила «Спитфайр». Он шёл на той же высоте и тем же курсом. Через противоположное окно был виден ещё один. Значит, им дали истребительное сопровождение. Либо на борту кто-то важный, кого она не узнала, либо это сопровождение было выделено специально для женского подразделения.

Когда все заметили «Спитфайры», напряжение спало. Девушка перестала плакать. Кэй поискала в карманах носовой платок, расстегнула ремень и, наклонившись через проход, протянула его ей. Сержантша взглянула с благодарностью:

— Спасибо, мэм. — Она вытерла глаза и протянула платок обратно.

Кэй махнула рукой:

— Оставьте пока. Меня зовут Кэй Кэйтон-Уолш.

— Ада Рамшоу, мэм.

— Где вы служили до этого?

— В фильтрационном зале, Стэнмор. А вы знаете, куда нас направляют, мэм?

— В Бельгию, насколько я понимаю.

«Дакота» резко тряхнула — её подбросило над сиденьем. Кэй поспешно вновь пристегнулась. Следующие пятнадцать минут самолёт мотало, как на ярмарочной карусели. Справа от неё, в нескольких местах, один из солдат вырвал прямо на свой багаж, и запах быстро наполнил салон. Кэй почувствовала, как у неё скрутило живот. Она приложила ладонь к носу и вновь уставилась в окно. Внизу облака лежали, как пенное море. Интересно, пересекли ли они уже побережье? Она попыталась вспомнить одну из карт из Медменхэма: прямой курс в Бельгию — это чуть севернее Дувра, через Северное море до Остенде. Это сколько? Примерно сто пятьдесят миль? А крейсерская скорость «Дакоты» — около двухсот миль в час? Значит, осталось лететь уже недолго.

Минут через пятнадцать, когда она ощутила давление в ушах и поняла, что самолёт снижается, её взгляд привлёкло какое-то движение. Вдали вверх с огромной скоростью поднимался тонкий белый столб — словно игла, под углом около сорока пяти градусов. По мере подъёма за ним тянулся конденсационный след, который в некоторых местах рассекался поперечными ветрами, образуя узкую, разорванную дугу облаков. Она смотрела, заворожённая, затем тронула за плечо недружелюбную соседку слева:

— Посмотрите! Это ведь то, о чём я думаю?

Сержант повернулась, проследив за её взглядом.

— Господи, да это же чёртова ракета! Девчонки — это Фау-2!

Все, кто сидел по левому борту «Дакоты», уткнулись лицами в окна. Те, что были справа, повскакивали и наклонились через плечи, чтобы тоже увидеть. Самолёт закачало. Люди наваливались друг на друга. Дверь в кабину распахнулась, и мужской голос закричал:

— Сядьте, ради Бога! Вы раскачиваете самолёт!

Когда пассажиры вернулись на свои места, Кэй пригнулась в кресле и, изогнувшись, попыталась уловить последний взгляд на небо — но ракета Фау-2 уже скрылась из виду, направляясь к Лондону.

9

Граф стоял в окопе в лесу недалеко от Схевенингена и через бинокль следил за ракетой, стараясь не упустить предполагаемую траекторию её полёта. С тех пор как она исчезла в облаках, прошло больше минуты. Выхлоп при старте был нормальным; через четыре секунды полёта манёвр наклона под углом сорок семь градусов был выполнен безукоризненно. Тем не менее он продолжал удерживать бинокль в направлении низкого грохота. Вокруг него солдаты расчёта всё ещё сидели, закрыв головы руками: после вчерашней катастрофы никто не хотел рисковать. Наконец он опустил бинокль.

— Ушла, — объявил он. Он пытался скрыть облегчение в голосе. — Всё в порядке.

Постепенно солдаты распрямились. Как заметил Граф, в полку было два типа людей. Старшие — закалённые ветераны Восточного фронта, насмотревшиеся на смерть, — воспринимали командировку в оккупированную Голландию как заслуженный отпуск; теперь