За кулисами в Турине (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович

Мятый подождал, пока Симон закроет дверь и ляжет. Потом тихонько отправился обратно в кузню. Темно, еле-еле угадываются дорожки под ногами. Тронул дверь. Вроде закрыто. Но изнутри точно нет засова. Здешний устав, похоже, запрещает монахам запираться изнутри. Снаружи замок повесить можно, когда внутри никого нет.

Аккуратно нажал на дверь. Она туго, но подалась. Медленно-медленно открыл дверь пошире. Открывается, но с усилием. Как подперта. Запустил руку в щель и пошарил вокруг, не прислонено ли к двери что-то громкое и не лежит ли под дверью какая-нибудь хрустяшка. Нет, не лежит.

Приоткрыл еще. Можно пролезть. Выдохнул, просочился в щель. Что у двери? Деревянный ящик. Если пощупать, то он из неструганных досок и без крышки. Что внутри? Песок. Обычный песок. Нет, вот какая-то железка в песке. Мятый вытащил железку и повертел ее в руках. Ни черта не видно. Что-то бесформенное, как капля с неровными краями. Сунул железку в поясную сумку.

Что еще? Знать бы, как тут раньше все стояло. И свечку бы. Хоть лучину. Глаза привыкли к темноте, но видят только контуры предметов. Вот этот сундук на проходе точно не должен здесь быть. Где-то у дальней стены спит Пьетро. Похрапывает, если прислушаться. Но где, не видно. Может, та куча тряпья, а может, вон та.

Мятый присел и ощупал сундук. Навесной замок? Интересно. Сбоку у сундука ручка, железный овал на петлях. Интересно, он тяжелый? Вроде, не сильно большой. Сундук не двигался с места, как Мятый на него ни давил. Он здесь встроенный что ли? В землю вкопан? Тогда ручка зачем?

Мятый взялся за ручку как следует и попытался поднять сундук разгибом спины. Не-не-не, понял он сразу же. Такое только ногами поднимать. Присел снова, выпрямив спину. Взялся поудобнее. Выпрямил ноги.

С диким скрипом ручка оторвалась, и Мятый упал на спину. Вскочил. В грудь прилетело что-то тяжелое, упал снова. Снова вскочил и бросился к двери. Не успел. В спину врезался плечом Пьетро.

Оба повалились на пол. Мятый ударил кулаком в голову. Получил в ответ. Оперся на ящик с песком и вскочил. Пьетро взмахнул рукой. Мятый не увидел, а почувствовал нож в руке и отпрыгнул назад. Врезался задницей во что-то основательное. Отступать некуда.

Пьетро нанес укол в грудь. Мятый схватил его за запястье и повалился назад, Падая головой вниз, понял, что он кувырнулся через тяжеленную деревянную колоду, на которую ставится наковальня.

Пьетро тоже не устоял и упал на Мятого. Тот, так и не выпустив руку с ножом, плюхнулся спиной на земляной пол, а Пьетро упал животом на колоду.

Мятый обхватил ногами руку с ножом и скатился набок. Пьетро уперся левой рукой в колоду и удержался от падения, хотя тяжелый противник висел у него на руке.

Мятый обоими руками надавил на кулак Пьетро и воткнул его нож в колоду. Пьетро дернулся что есть силы и освободил руку, но клинок не выдержал рывка под углом и сломался. Мятый, едва поясница коснулись пола, лежа на спине оттолкнулся руками и пнул Пьетро обеими ногами в низ живота. В пах не попал, но попал высоко в бедро. Пьетро запнулся об ящик с песком и упал назад, больно шлепнувшись бедрами на противоположную стенку ящика и стукнувшись затылком об стену.

Мятый подскочил к захлопнувшейся двери. Пьетро скатился влево и потерялся в кромешной темноте. Мятый нашарил ручку, рванул что есть силы и выскочил наружу быстрее, чем Пьетро до него дотянулся.

Пьетро выбежал за ним, но Мятый уже прилично оторвался. Добежал до стены, вскочил на бочку для сбора дождевой воды, с бочки на стену, а со стены вниз, на ту сторону.

— Да чтоб тебе там вши пожрали, чумы и лихорадка! — выругался Пьетро вслед убежавшему воришке. Но на стену не полез. Очень уж больно ударился ногами. И руку этот черт чуть не оторвал. Запястье завтра распухнет.

Пьетро вернулся в кузню, закрыл дверь и задвинул ящик.

На следующий день, двадцать шестого, после утренней молитвы аббат приказал всем собраться во дворе.

— Братья! — сказал отец Августин, — Этой ночью у нас случился крайне небогоугодный инцидент.

Монахи загудели, удивленно спрашивая друг друга.

— Магистр Иеремия, — аббат передал очередь говорить.

— Кто-то пытался нас ограбить, — сказал Симон.

— В келье? — спросил отец-госпиталий.

— Нет, в кузне.

Госпиталий выдохнул. Не его зона ответственности. Кузнец вдохнул.

— Кузню не сожгли? — беспокойно спросил кузнец.

— Ничего не сожгли, — ответил Пьетро, — Кто-то пытался проникнуть в кузню, пока я спал.

— Всего-то? — пожал плечами кузнец.

— И что? — спросил францисканец Николя.

— Вряд ли он ломился в кузню из особой любви ко мне, — ответил Пьетро, — У него наверняка был преступный умысел.

— Хотел тебя зарезать? Или украсть какой-нибудь молоточек?

— Мы делаем фейерверки, — сказал Симон, — Там порох и все такое. При грамотном применении этим можно поджечь аббатство со всех сторон.

— У вас там еще кирпичи какие-то, — сказал кузнец.

— Свинец, — ответил Симон, — Кому-то тут понадобились пули? Или гири? Грузила?

— Есть тут любопытные, — сказал отец-кастелян.

— Нам чужого не надо, — ответил за своих Жерар, — Будет надо, мы честно купим.

— Отец Жерар, — сказал аббат, — Не далее, как вчера Вы говорили, что берете на себя всю ответственность за все происшествия.

— Беру, — согласился Жерар, — Я клянусь, что это не мои люди. Но беру ответственность и готов понести все расходы. Что пропало, на какую сумму?

— Ничего, — потупился Пьетро.

— Какой нанесен ущерб? Моральный, телесный, материальный, репутационный?

— Да вроде никакого. Синяки не в счет, работать могу.

Про болевшую руку, отбитые бедра и сломанный нож Пьетро решил не говорить, чтобы не позориться. Вышло бы, что какой-то хрен с горы его побил и сбежал как ни в чем не бывало.

— А ты стукнул вора? — спросил Симон.

— Я бросил в него молотком и, кажется, попал.

— Кажется, или попал?

— Он упал и охнул.

— Он выругался? — спросил отец Августин, — На каком языке?

— Нет, он сказал «аааа» и зашипел.

— Кровь на полу?

— Нет.

— Братья мои, — Жерар вышел перед своей братией, — У вора должен был остаться хороший синяк. Давайте все снимем верхнюю одежду.

— И штаны? — спросил кто-то.

— Нет. Сутаны, рубашки и все, что выше пояса.

Жерар разоблачился первым. На его теле хватало старых шрамов, но именно, что старых-престарых. Из остальных отсутствием шрамов мог похвастаться только один. А отсутствием синяков — никто.

— Боевая подготовка, — сказал Устин, — Это ерунда, это пройдет. Тяжело в учении — легко в бою.

— То же самое мы увидим у всех участников занятий? — спросил отец Августин, нажал себе под ключицей и поморщился.

— Наверное. Может, все-таки вор залез?

— Никогда не лезли, а сейчас полезли? — спросил аббат.

— Разрешите сказать? — выступил Мятый, — То есть, благословите.

— Благословляю, — кивнул аббат.

— Наверняка вслед за богачами понаехало щипачей и домушников со всей округи. И все слышали, что к вам сюда чего только не везут. Кузня просто стоит в стороне, и дверь у нее одна. Никто же не подумает, что в кузне человек спит. А из трубы весь день дым шел. То есть, что-то куют. Что ни куй, все денег стоит. Я так думаю.

— Ладно, — сказал аббат и оглядел свое войско, — На ночь ставим караул. На мистерию все не едем. Есть желающие остаться?

— Я останусь, — сказал Пьетро.

— Еще? Никого? Не будет добровольцев, вечером сам назначу. Отец Жерар, извините Христа ради за ложные подозрения.

— Господь простит, и я прощаю, — поклонился отец Жерар.

— Всех благословляю работать. Давайте по местам, на сегодня полно задач.

4. Глава. 26 декабря. Давай не будем говорить про золото

Владельцы замка Монкальери никогда не планировали устраивать там приемы и турниры. Как-то так исторически сложилось, что Турин не стал центром дипломатии и рыцарской культуры. Даже в самом Турине замки и дворцы периодически приходили в запустение, после чего наследникам приходилось серьезно вкладываться в восстановление и модернизацию.