Пушкин и Гончарова. Последняя любовь поэта - Татьяна Сергеевна Алексеева
Россия, Санкт-Петербург, набережная реки Мойки, 1837 г.
Александр собирался как следует выспаться в этот день, однако проснулся рано утром, задолго до рассвета. Снова заснуть ему не удалось. Пришлось встать и, стараясь делать все как можно тише, чтобы не разбудить никого из домашних, начать одеваться. Звать слугу он не стал. Ему уже не раз приходилось уходить из дома одному и в полной тишине, если он должен был утром ехать по каким-нибудь делам или просто хотел прогуляться на рассвете по Летнему саду. Зимой, правда, Александр редко вставал в такую рань, но поначалу, вскочив с дивана в своем кабинете, он не заметил особой разницы с теми, другими ранними подъемами. Разве что в комнате было довольно холодно, да еще свеча не могла полностью разогнать ночную темноту. Но поначалу Пушкин не обратил на это внимания. Ему было не до сравнений и новых образов, он спешил поскорее выйти незамеченным на улицу.
И только когда одевшись и приготовившись уходить, он отодвинул в сторону одну из штор и выглянул в окно, ему вдруг стало не по себе. За стеклом, покрывшимся по краям морозными узорами, ничего не было видно. Совсем ничего — Александр смотрел в бездонную черную пустоту, в которой не мог разглядеть ни одного огонька, ни малейшего блика. Даже своего отражения в черном стекле он в первый момент почему-то не увидел. Словно не было ничего за окном, словно не существовало на свете уже и самого Александра…
Он отшатнулся от окна, и пол громко заскрипел у него под ногами. Этот скрип оказался очень кстати — он вернул Пушкина к действительности и помог отмахнуться от пугающей мысли о черной пустоте. Ему надо было поскорее выйти из дома, пока никто из родных или слуг не проснулся и не поинтересовался, куда он собрался в такой ранний час. Надо было спешить, не отвлекаясь на всякие страхи и дурные предчувствия.
Бесшумными шагами, на цыпочках, Александр дошел до двери, толкнул ее и облегченно вздохнул: она не заскрипела! Так же осторожно он прошел по коридору, пару раз обернувшись на оставшиеся за спиной двери детской и спален Натальи и ее сестры Александры. Но все три двери оставались плотно закрытыми, и из-за них не доносилось ни звука.
Пол в коридоре оказался не таким надежным, как в кабинете Александра, — он все-таки негромко поскрипывал при каждом его шаге. Пушкин старался ступать осторожнее, но позволить себе идти слишком медленно тоже не мог. Чем дольше он оставался в коридоре, тем выше были шансы, что кто-нибудь из домашних проснется и выглянет посмотреть, кто ходит по дому и мешает всем остальным спать. Но в то утро все обитатели особняка на Мойке спали очень крепко.
Оказавшись на лестнице, Александр облегченно вздохнул и, уже не стараясь соблюдать тишину, торопливо сбежал по ступенькам. И лишь перед тем, как открыть дверь, ведущую на улицу, он на краткий миг замер. Ему вспомнилась безжизненная черная пустота, которую он видел в окно. Что, если за дверью тоже не будет ничего, кроме этой бесконечной черной мглы?
«Глупости все это! — отогнал он от себя навязчивую мысль. — Стыдно так волноваться. Можно подумать, в первый раз еду стреляться!» Встряхнув головой, Пушкин распахнул дверь и решительно шагнул за порог.
В первый момент ему показалось, что он и правда вышел в пустоту. Несмотря на то что в доме было темно, его глаза успели привыкнуть к слабому освещению одной-единственной свечи, а на улице света было еще меньше. Но Александр все же сумел перебороть вновь всколыхнувшийся в душе страх и стал осторожно, нащупывая ногами ступеньки, спускаться с крыльца. Под сапогами захрустел выпавший за ночь снег, и это еще больше успокоило Пушкина. Раз он чувствовал снег и слышал его скрип, значит, окружающий мир точно не исчез. Просто его не было видно.
Дорогу, ведущую на набережную, он знал отлично и дошел бы туда, даже не видя ничего вокруг. Но этого Пушкину не понадобилось. Уже через пару шагов тьма вокруг начала рассеиваться, и он сумел различить очертания других домов и чугунную ограду вдоль Мойки. Света по-прежнему было очень мало, но где-то вдалеке светил то ли фонарь, то ли свеча в чьем-то окне, и идти по улице можно было не совсем вслепую. Больше Пушкин не медлил. Ему надо было сделать так много срочных дел! Теперь он уже не жалел, что встал в такую рань.
Однако, как ни странно, все эти дела удалось устроить легко и быстро. Несколько часов спустя из всех необходимых приготовлений несделанным осталось только одно — найти секунданта. Но и этот вопрос вскоре решился практически сам собой. Пока Александр думал, к кому из живущих в Петербурге друзей обратиться с этой просьбой, один из них вышел прямо навстречу его экипажу.
А еще через пару часов они с Константином Данзасом уже ехали за город. На Черную речку…
Короткий зимний день подходил к концу. Становилось все темнее и морознее, и Пушкин все выше поднимал покрывшийся инеем воротник пальто. У него мелькнула мысль, что так недолго и простудиться, и это слегка развеселило поэта. Точно так же он думал о простуде почти перед каждой дуэлью, если она случалась зимой или весной. И это воспоминание о прошлых поединках приободрило Александра еще больше. «Ведь действительно это все не в первый раз! — повторил он про себя свою утреннюю мысль. — И даже не в десятый, кажется, а…» Вспомнить, сколько у него было дуэлей, Пушкин, как ни старался, не смог. Особенно когда попытался сосчитать те случаи, когда до борьбы с оружием в руках дело так и не дошло. Зато некоторые поединки неожиданно вспомнились ему так ярко, словно произошли вчера, а не много лет назад. «Все эти дуэли закончились счастливо — ведь я до сих пор жив, — напомнил он себе. — Значит, и сегодняшняя закончится так же. Иначе быть не может».
В памяти всплыла его самая первая ссора, завершившаяся вызовом. Как же давно это было — почти двадцать лет назад! Понимал ли он тогда, что поединка точно не будет, что дядя Ганнибал не захочет драться с юным мальчишкой и сумеет найти другой достойный выход из положения? Вряд ли до конца понимал — в те годы ему и в голову не могло бы прийти, что от дуэли можно отказаться, да еще и сохранить при этом свою репутацию! Хотя, наверное, в глубине души догадывался, что Павел Ганнибал не захочет стрелять в
