Облака на коне - Всеволод Шахов
Врид начальника производственного сектора Б. Воробьёв»
Все молчали.
– Вот какие письма бывшие царские спецы пишут! – Харабковский попытался побудить кого–нибудь выступить с осуждением.
– А мы–то тут причём? – Купавин заёрзал на стуле и выкрикнул, – Это на Кузнецком, это у них места нет, а у нас всё хорошо, вот только стена почти обрушилась, и наледь в коридоре.
Многие засмеялись.
– Да, товарищ Купавин, вот поэтому… – Харабковский сглотнул, – поэтому, меня попросили сказать вам, что нужно потерпеть, к лету будет переезд в более просторное помещение, а к следующему лету будет сдано помещение уже непосредственно в Долгопрудной, и тогда не надо будет туда постоянно ездить… там будут построены и жилые дома.
– Обещалки… обещалки, – в паузе оказался различим чей–то недовольный голос из глубины комнаты..
– Да, трудно, – Харабковский возвысил голос, – но ведь мы с вами понимаем, что дело новое, грандиозное, что стройки рождаются буквально из ничего. И вот поэтому… – не договорил, попытался подобрать слова.
– Да… – Настя смотрела на Харабковского, пытаясь чем–то помочь, – мы ведь всё понимаем.
– Да, и поэтому, – Харабковский мягко посмотрел на Настю, – да, поэтому не должно быть прорывов в работе, поэтому сообщайте сразу мне, если… короче… чем смогу помочь… будем подключать партийные органы. «Нет таких трудностей, которых бы большевики, – ученики Ленина, солдаты великой коммунистической партии – не могли бы преодолеть».
– Прорыв – это в смысле прорыва водопровода или в смысле Брусиловского прорыва? Негативное или позитивное действие? – Борис, не удержался, высказался вроде негромко, но оказалось многие услышали, в том числе и Харабковский.
– Так, товарищ Гарф, вы вроде в комсомоле или в партии не состоите, как вы на собрании очутились? – Харабковский нахмурился.
– Хм. Да я просто сижу на своём рабочем месте, вот прикидываю конструкцию, а здесь вдруг собрание организовалось.
– Рабочее время уже окончено и ваши функции инженера проекта, следовательно, отложены до следующего дня, а сейчас здесь коммунистическая ячейка работает, – Харабковский обрадовался, что нашёлся тот, на кого можно перенаправить внимание собравшихся.
– Герц Беркович, – Борис всегда смущался, когда произносил такое непривычное имя–отчество, – я работаю когда мысль приходит. Вы же потом будете говорить, что не успеваем к сроку.
– Ладно, тогда отвечу. Прорыв, в современном значении… вам ли не знать… но чтобы не язвили в будущем – это то, за что будем все вместе отвечать перед партией и народом: почему деньги, с таким трудом полученные, утекли в трубу.
– Борис, ну чего ты как маленький? – Настя, казалось, искренне возмутилась, – всё не терпится чего–нибудь съязвить.
– Да чего там, просто он во Франции рос, насмотрелся на другой мир, русский дух до донца не впитал, – Купавин немного цапнул Гарфа.
– Борис, это хорошо, что ты можешь спокойно говорить с итальянцами на их родном языке, но не надо и о нас забывать, – Харабковский необычно сместил мысль, – и, вообще, надо быть в курсе политической обстановки, вот недавно председатель облсовета говорил о прорывах.
– С итальянцами я на французском говорю, – Борис как–то играючи покачивал головой.
– Какие ему прорывы? Он в парижах насмотрелся на другую жизнь, там говорят она праздная, там даже нищие вместо воды вино пьют, – Купавин никак не мог угомониться.
– Просто там вода дороже вина, вот поэтому… – Борис не успевал отвечать на укусы со всех сторон.
– Ха, поверили мы в такой бред… вино и вода…
6
Трояни не спеша рассматривал чертежи. Обычно для этого он выбирал вторую половину дня. Чтобы обозревать лист целиком, он пересаживался со стула на табурет, компенсируя свой небольшой рост высокими ножками табурета. Увеличив таким нехитрым способом поле обзора, не приходилось постоянно привставать, рассматривая оборотную сторону старой географической карты, на которой красовались рабочие чертежи на дирижабль «В–5»..
– Что ж, вполне хорошо оформлено, – Трояни любил бормотать, когда был один. – Ещё бы на нормальной бумаге. Хотя, если рассуждать здраво, непонятно, зачем для экспериментального корабля делать комплект чертежей на всякую мелочь? Квалифицированные рабочие в Италии всю мелочёвку по предварительным эскизам делали. А эта чертёжная красота вся в корзину потом пойдёт. Такой корабль только для обучения конструкторов годится – надо же, полужёсткий на объём две тысячи кубометров… весь этот абсурд: длинный киль, диафрагмы, внешние катенарии – это ненужный балласт. Давно уже всем ясно, что до пяти тысяч кубометров – только по схеме мягкого или полумягкого типа.
Трояни перевернул плотный лист географической карты – решил развлечь себя разглядыванием лицевой стороны. В сочном цвете глянцевое изображение представило заголовок: «Европа. Политическая карта».
– Это какой же год? – подсмотрел внизу. – О–о! До Империалистической войны.
Проследил границы не раздробленной Австро–Венгрии. Нашёл кусочек земли ещё не присоединённый к Италии.
– Да… Италия, Италия, был ли смысл покидать тебя?
Вспомнилось, как согласился на авантюрное предложение Нобиле поехать в Россию.
– Ну что ты будешь сидеть тут… перебиваться разовыми проектами? То какие–то полы на гоночном треке строить зовут, то стену для ангара. Ты уже, небось, забыл, что такое истинная инженерная мысль? А там… ну, посуди сам, с нуля построить воздушный флот. Сразу планируется около трёх десятков дирижаблей, от маленьких на тысяча семьсот кубометров полужёсткой конструкции до двухсот пятидесяти тысяч кубов жёсткой конструкции.
– За сколько лет? – Трояни прервал озвученные фантазии.
– За три–четыре…
Трояни захохотал.
– Совсем не верю в успех. Кто из наших согласился? – всё же поинтересовался.
– Не многие… Ты же знаешь, лучшие инженеры на самолёты или вагоны перешли, – тем не менее, Нобиле держался невозмутимо, – но я подобрал десяток человек… не одни поедем…
Трояни настороженно поджал губы.
– Ты так говоришь, будто я уже согласился. А деньги–то у этих Советов есть? – Трояни смотрел в большие глаза Нобиле.
– Мне их представитель заявил: «Не беспокойтесь – всё будет!» Вот и не беспокоюсь. Кстати, чертежи от «Эн–три» у тебя остались? – Нобиле, как всегда, был предприимчив.
– Да, остались. Правда только первые кальки. Ты же знаешь, в Японию всё отправили. Исправления вносили уже в их экземпляры.
Нобиле удовлетворённо кивнул и изменил тон на более сухой: – Феличе, ну ты подумай насчёт контракта.
Через пару дней Трояни согласился. Подписал контракт на три года. Через неделю упаковал чертежи в ящики. Поставил мелом пометку «Трояни», на что Нобиле заметил: «Ну, так не надо». Стер и написал: «Москва. Нобиле». Прокомментировал: «Тебя же там не знают. Затеряются ящики».
…Трояни растёр подмёрзшие пальцы, расколупал варёное яйцо и надкусил.
– Как же