Облака на коне - Всеволод Шахов
– Вспомни, на первых «Вэ–два» и «Вэ–три», такой же вот… – без стеснения переходя с седым Купавиным на «ты», последние слова Николай проговорил с показным презрением в голосе, – … который тоже всё повторял «так на цеппелинах делают»… помнишь, какие он поставил шестерни на штурвалы глубины? и что получилось? Для перекладки рулей из одного крайнего положения в другое требовалось четыре полных оборота штурвала сделать.
– Что ж, поймал! – Купавин пробубнил и наклонился к столу, предоставив всем лицезреть его полысевший затылок, – да, помню, в полёте приходилось штурвал вертеть, как кофейную мельницу, но ведь мы тогда изменили шестерню. Практика – это святое! Да и у каждого свой опыт.
– Так я тебе и излагаю свой опыт, – Николай не желал уступать. – Давай спокойно я изложу свои мысли. Кстати, не я один так считаю. Говорил я и с Мейснером. Надеюсь, он для тебя авторитет?
– Ещё бы! Прос–лав–лен–ный! – Купавин протянул по слогам.
К спорящим подошёл Кулик, слушал молча.
– Вот! – Николай перешёл к рассуждениям, – на корабле «восемнадцать–пятьсот» будет три мотора, – два бортовых, один кормовой, – каждый в своей моторной гондоле. В полёте – три бортмеханика, сидящие в каждой гондоле. Один корабельный механик, проводящий общее наблюдение. Должна быть ещё вторая сменная вахта. Итого семь человек обслуживают моторы. Вы когда–нибудь на самолёте видели, чтобы семь человек обслуживали три мотора?
Николай обвёл взглядом всех, кто смотрел на него. Голосовой реакции не последовало, но отдельные нерешительные кивки были.
– Семь человек можно уменьшить до трёх. Надо управление моторами и все контрольные приборы вынести в специальную рубку механика, которую сделать в киле между тремя моторами. В неё посадить корабельного и дежурного механика. Команды от командира направить в эту рубку, а не по отдельности в три гондолы. А уж из центральной рубки механик и будет управлять моторами.
– Хм, ну закинул. – Кулик покачал головой. – Конечно красиво, но это же проект переделывать, а Нобиле, похоже, не очень–то хочет.
– А для чего вы нужны? Вот ты, товарищ Кулик, – Николай непринуждённо ткнул указательным пальцем в грудь Кулику, – комсомолец, кандидат в члены партии, ведущим по этому кораблю тебя назначили и что?… будешь отмалчиваться и по течению плыть?
– Так это на несколько лет задачка. а по плану летом уже строить надо начинать, – Кулик схватил со своего стола лист с цифрами, – вот, по плану…
– Ну и что мы получим? – Николай разрубил воздух ребром ладони. – В этих гондолах мотористы постоянно оглушённые сидят, выходят оттуда совсем одуревшими от шума. Какого им там наблюдать за состоянием мотора?
– Вроде правильно говоришь, но… – Кулик старался не смотреть на Николая, – Нобиле теперь даже маленькие отступления от своего проекта не позволяет. Говорит, научитесь хотя–бы копировать то, что уже проверено, а потом уж сами будете придумывать
– Эх, время только теряем… – Николай, в отчаянии, ещё раз махнул рукой, – пойдём, Иван, с ними толку мало…
Шли до трамвайной остановки молча.
– Как они не понимают, эти вопросы настолько существенны и актуальны, – Николай, оказалось, ещё не успокоился.
– Правильно говоришь, но пока вот так… – Паньков пытаясь утешить повторил слова Кулика.
– Конструкторы обязаны ими заниматься… И, вообще, эти их традиции, на которые они ссылаются, существуют только у воздухоплавателей, у авиаторов практика пошла по более здоровому пути.
– Но ведь не мы решаем, – Паньков попутно рассматривал забавные морозоузорчатые окна деревянных домов Переведеновского переулка. – Коля, я вот думаю, а правильно ли ты делаешь, когда идею Жеглова по поводу управления моторами от своего имени представляешь? – Паньков смотрел себе под ноги.
Николай вскипел:
– А что толку, что человек идеи нам на ушко нашёптывает, а сам боится даже посмотреть в глаза своему начальнику. Что толку от его идей? – Николай обрушился на Панькова.
– Коля, не кричи! Просто я считаю, что надо хотя бы упоминать, чья эта идея.
– А кто его знает этого корабельного механика?
– Ну, тебя–то уж прям все знают, – Паньков съязвил, но произнёс, как ему показалось, сдержано.
Николай стиснул острые скулы.
– Ничего, кто не знает, ещё узнают! Я уж не буду, как мышь, в норе сидеть. Что это за жизнь тогда будет?
Николай, не дождавшись ответа, чуть смягчился:
– Иван, вот ты до поступления в институт крестьянским трудом жил, разве там возможно обмануть производственный процесс?
– Нет, конечно, ты и сам знаешь, – Паньков качнул головой.
– Вот, только нового ничего не нужно, всё по кругу вертится, а здесь новое создаётся, для этого надо усилия прилагать, постоянно учиться. И если ты окончил институт, значит что–то в тебе повернулось в сторону нового, в сторону созидания.
– Ладно, Коля, мне с тобой в словесности невозможно тягаться, – Паньков нагнулся, зачерпнул ладонью верхний пушистый слой снега, – ты ведь даже учительствовал в сельской школе до института.
– Это ладно. Важно что и руками немного умею… кровельщиком и жестянщиком успел поработать. С металлом умею обращаться, а в сегодняшнем веке машин – это важно!
– Да, я помню, как ты набросился на слесаря, когда «Комсомолку» собирали, – Паньков улыбнулся.
– Не люблю безруких! – Николай подёрнул краешком губы, – поэтому считаю, что имею право высказывать своё мнение по техническим вопросам.
– Коль, да ладно, не ругайся, лучше расскажи, чем история с тем штурвалом закончилась? – Паньков спросил, рассчитывая, что Николай немного остынет.
– А чего рассказывать? – Николай, заведённый на жёсткий тон, действительно, немного смягчился, – …когда этого конструктора поставили за штурвал, тогда тот всё и понял. Через пять минут забыл всякие отговорки: и о цеппелине с его рулём из крайнего в крайнее за тридцать секунд, и о том, что оперение сорвёт или всю корму… ну так он заявлял в качестве довода… – Николай, видимо, заметил в глазах Панькова некоторое замешательство и добавил, – ну, при уменьшении времени перекладки. В этот же день заказали шестерни большего диаметра – вот и по сей день стоят на этих маленьких кораблях.
– У–у, а я и не знал.
– Плохо, что не знал. Как наш старик Оппман говорит: «Надо хорошо знать технику, которой доверил свою жизнь».
8
Мерное кудахтанье, прерываемое перехлопыванием крыльями, известило Нобиле о семи часах утра. Он открыл глаза, повернулся и посмотрел в сторону двери, прикрикнул:
– Доменика, опять ты за своё!
Курица, гордо задрав голову, проследовала в спальню, вскочила на кровать
