Роковое время - Екатерина Владимировна Глаголева
Нельзя сидеть сложа руки! Нужно действовать на опережение. Орлов хотел позвать секретаря, чтобы написать письмо к Витгенштейну о своем скором приезде в Тульчин, но тут как раз вошел Горчаков с запиской: его высокопревосходительство завтра к вечеру изволит прибыть в Кишинев.
Катенька расстаралась: наняла еще повара в помощь к домашнему, велела поставить на стол фарфоровый сервиз, подаренный им на свадьбу, подать рейнского и «Шато д'Икем». Витгенштейн был говорлив и весел, осыпал хозяйку французскими комплиментами, расспрашивал об Одессе, откуда она недавно воротилась. Генерал Бологовский, командовавший 1‑й бригадой, красочно рассказывал о землетрясении, случившемся, пока madame Орлова была в отъезде. Сосредоточенный на своих мыслях Непенин отвечал, лишь когда к нему обращались, князь Барятинский и Горчаков и вовсе помалкивали.
– Я вижу, подполковник Пестель не с вами – вероятно, исполняет какое-нибудь новое важное поручение? – невинно спросил Орлов.
– О нет, он ожидает своего утверждения в новой должности. С высочайшим приказом о его назначении командиром Вятского полка вышла заминка… Надеюсь, это недоразумение вскорости разъяснится… Le pauvre[95] Павел Иванович и так сильно огорчен разрывом своей помолвки с mademoiselle Валевской…
– Ах, вот как? – вырвалось у Орлова. – Значит, он не породнится с Павлом Дмитриевичем?
– Увы; хотя, быть может, оно и к лучшему, entre nous soit dit[96]. Павел Иванович признался мне в минуту откровенности, что еще не готов связать себя брачными узами, испытывая сердечную привязанность единственно к родителям своим.
– Да надо же ему когда-нибудь на это решиться! – возразил Бологовский. – На нем как на старшем сыне лежит обязанность продолжения рода. Недаром же говорят: «Мужчина состоит из мужа и чина».
– Ах, это очень остроумно, очень! – засмеялся Витгенштейн.
«Il a donc lâché la proie pour l'ombre!»[97] – не без злорадства подумал про себя Орлов. Киселев говорил ему, что Пестель уже давно ухаживал за Изабеллой Валевской, падчерицей графа Витта, и даже собирался перейти от Витгенштейна к Витту, когда тот получил начальство над военными поселениями юга России. Не иначе, надеялся выхлопотать себе командование через будущего тестя! Сватовство его зашло так далеко, что он возил свою невесту и ее мать, урожденную Любомирскую, показывать своим родителям в Петербург. Витт – сын от первого брака старухи Потоцкой; в случае успеха Пестель стал бы родней Киселеву, чья свадьба с Sophie назначена на август. Родители Пестеля как будто не препятствовали его женитьбе на польке, хотя ни сама невеста, ни в особенности мать ее им не понравились; Изабелла отвергла ради Пестеля какого-то другого жениха. И вдруг помолвка разорвана! Дело тут наверняка не в сыновних чувствах, а в том самом высочайшем приказе, выхлопотанном Киселевым для своего протеже. Изабелла нужна была Пестелю только для повышения по службе; как только у него появилась возможность добиться того же без женитьбы, он тотчас подписал невесте отставку, это ясно. Он такой же низкий интриган, как и сам Витт! Генерал Раевский не скрыл от Орлова, что получил повеление государя сделать «строжайшее и подробное исследование» давнего происшествия с полковником Кроминым, о котором Киселев узнал от простоватого денщика. Факты подтвердились, Киселев поспешил сообщить Кромину, что на его место назначен другой человек, однако царь вымарал из приказа артикул о производстве Пестеля, написав карандашом на полях: «Повременить». Поделом же ему.
– Я полагаю, мы все ожидаем высочайшего указа, чтобы наконец выступить в поход, – веско произнес Михаил Федорович.
На лице Витгенштейна промелькнула досада.
– Покамест я никаких новых указаний не получал и на сей счет обнадежен не был.
– Но позвольте! – воскликнула Екатерина Николаевна. – Не может же государь оставить без последствий нападение на российское судно под стенами Измаила! Шутка ли, вся команда изрублена, и капитан тоже! Барон Строганов отозван из Константинополя вместе со всей русской миссией – это ли не ясный знак того, что мирные средства исчерпаны?
– Совершенно с вами согласен, – поддержал ее Непенин. – Это уже чистый casus belli[98]! А государь, распорядившись о похоронах убиенного патриарха Григория в Одессе на казенный счет, явственно показал, что судьба греческих единоверцев ему небезразлична! Я, ваше высокопревосходительство, твердо уверен, что ожидаемый всеми нами высочайший манифест воспоследует. Мой полк готов. За офицеров и солдат ручаюсь – надоело ничего не делать.
Перехватив взгляд, брошенный Витгенштейном на Непенина, Орлов мысленно побранил Андрея Григорьевича за неосторожность: вдруг и на него извет поступил? Ведь он за свой счет приобретал оружие для греческих повстанцев, а такое скрыть невозможно!
– Пора, пора брать дело в свои руки! – сказал он тем не менее. – У нас все на военной ноге, а у греков – на разбойничьей.
Екатерина Николаевна посмотрела на мужа с укоризной. «Не торопись, поспешишь – все испортишь!» – говорил этот взгляд. И она, конечно, права: вон, Ипсиланти поспешил – и что вышло?
Прежде всего, он рассорился с Владимиреску. Да, их цели были различны с самого начала, и Владимиреску этого не скрывал: ему не было никакого дела до независимости Греции, он воевал против всех притеснителей своего народа, князь Александр же смотрел на него как на своего подчиненного. Турки прекрасно уразумели всю выгоду от раздоров между вождями восстания и прислали Владимиреску фирман о назначении его владетелем Валахии, если он обратит свое оружие против Ипсиланти. Ах, если бы князь прежде узнал получше этого человека! Однако еще не все было потеряно, при желании можно было бы договориться, но Ипсиланти приказал схватить Владимиреску и казнил его за измену. Этим он ничуть не помог своему делу, лишив себя поддержки арнаутов.
С кем он остался? Со «Священным отрядом» из греческих юношей, которым было не занимать отваги, но не хватало опыта, и кучкой авантюристов, прикрывавших свое грабительство словами о свободе и независимости. Не больше восьми тысяч человек, а князь утверждал, будто у него целых двадцать тысяч, и тем встревожил турок! Его брат Николай, молодой человек двадцати пяти лет от роду, оказался плохим тактиком и никчемным полководцем; в начале июня он был разбит под Драгашанами, погубив почти
