Роковое время - Екатерина Владимировна Глаголева

…В лагеря выехали на закате, в дормезе. Орлов нарочно велел кучеру провезти их с Витгенштейном мимо площади, где он затеял строить манеж для занятий учебного батальона, на собственный счет.

– К декабрю должны закончить. Я просил штаб- и обер-офицеров не спешить ставить рекрут на фрунтовую ногу и уделять на первых порах больше внимания их нравственности, чем телодвижениям и выправке, – пояснял Михаил Федорович. – У нас будет целая зима для доведения их по фрунту до нужного вида.

Граф согласно кивал.

Ночь прошла спокойно. Орлову было не привыкать спать в карете во время своих служебных разъездов; Витгенштейн тоже ни на что не жаловался и к утру выглядел вполне бодрым. Невидимые барабанщики били зорю; встреченный на пути караул приветствовал генералов строго по уставу. Палатки выстроились стройными рядами; солдаты, умывавшиеся под навесом, вытягивались в струнку: «Здра-жла, ваше сиятель-ство!» Орлов сообщил главнокомандующему, что обязал всех ротных командиров завести бани; унтер-офицеры еженедельно осматривают людей: чисты ли рубахи и портянки. В этом лагере только позавтракали и отправились дальше.

Июльское солнце изнуряло зноем буджакскую степь. В окруженных холмами впадинах прятались бывшие татарские селения, где вокруг старых фонтанов стояли теперь украинские мазанки, молдавские хаты, русские избы или вытягивались узкой стороной к улице длинные болгарские дома под желтыми черепичными крышами. На выгонах бродили табуны и овечьи отары, ощипывая метелки типчака. То там, то тут вдоль дороги блестели длинные языки соленых озер – следы давно отступившего моря.

К полудню прибыли в лагерь третьего батальона егерского полка. К генералам подскакал подполковник Нейман, отдал рапорт. Витгенштейн с Орловым забрались в седла и отправились смотреть учение.

– Я просил полковых командиров уделять как можно больше внимания стрельбе в цель, – говорил дорóгой Михаил Федорович. – И пули чтоб брали настоящие, а не глиняные, от которых только портится оружие.

Витгенштейн кивал; лицо его оставалось приветливой маской, но быстрые взгляды, которые он бросал по сторонам, подмечали каждую мелочь. Орлову было немного не по себе; какое-то неясное дурное предчувствие холодило нутро, несмотря на жару, отправляя толпы мурашек путешествовать по спине от поясницы до загривка.

Барабанщики, расставленные по флангам, пробили сигнал к стрельбе.

– Слушай! Пальба будет! На месте! Полудивизионами! Справа зачинай! – прокричал Нейман.

Ротные командиры повторили эти команды. «Полудивизион! Изготовься!» – прокричали поочередно обер-офицеры, стоявшие, как и положено, в трех шагах впереди своих подразделений.

Солдаты сняли ружья с плеч, взвели курки.

– Прикладывайся! Пали!

Четыре залпа прокатились справа налево: сначала стрелял первый полудивизион, за ним третий, второй и четвертый. Несколько горшков, надетых на плетень, разлетелись вдребезги, иные уцелели.

– Изготовься!

Задние шеренги вышли вперед, взяв ружья на плечо; передние опустились на одно колено, доставая из сумки патроны и скусывая их.

– Пали!

Ряды горшков поредели куда больше.

– Изготовься!

Одни солдаты уже вынули шомполы, другие еще прибивали ими пулю. Два офицера ждали, пока все закончат заряжать, остальные же командовали «Прикладывайся! Пали!», хотя еще не вся первая шеренга была готова стрелять. Пальба пошла вразнобой, стройность нарушилась.

Нейман спокойно взирал на это безобразие, даже не пытаясь его остановить. «Он это нарочно», – понял Орлов.

– Подполковник, вы что, не видите, что люди сбились? – спросил он, сдерживая ярость. – Командуйте отбой! Офицеров ко мне!

Барабанщики пробили отбой.

– Потрудитесь объяснить господам офицерам в присутствии его высокопревосходительства, как положено командовать при стрельбе полудивизионами.

– Не угодно ли вам самим это сделать, ваше превосходительство? – дерзко спросил ничуть не пристыженный Нейман. – Ваш приказ, зачитанный нижним чинам, вызвал опасение у офицеров, что во время пальбы они рискуют получить пулю, если станут проявлять обычную строгость.

– Любопытно было бы взглянуть на этот приказ, – безмятежно произнес Витгенштейн. – Хотя я стал несколько слаб глазами. Подполковник, соблаговолите прочесть его вслух, когда закончите учение. И мы сравним наши впечатления.

В этот момент явились капитаны, поручики и прапорщики. Под тяжелым взглядом Орлова Нейман растолковал им, что команду к пальбе следует отдавать лишь при полной готовности и соблюдая порядок, иначе беглого огня девятью полудивизионами не добиться никогда. Пусть идут и отрабатывают шаржирование[102].

Приказ по дивизии от 29 марта вызвал у Витгенштейна легкую улыбку, поскольку Орлов в нем ссылался на январский приказ Сабанеева. Граф не нашел ничего устрашающего в словах о том, что «рекрут, образованный терпением, сделается хорошим солдатом, а тот, который выправлен одними побоями, легко может придти в отчаяние». Одобрив усиленные занятия стрельбой, он сразу после обеда собрался в обратный путь.

– Время года сейчас уже позднее, вряд ли мы что-то такое совершим в нынешнем году, – заговорил Витгенштейн, когда дормез, влекомый шестерней, снова покатил по степи.

Орлов сразу понял, что он намекает на поход против турок.

– Я полагаю, Петр Христианович, что вся Европа вмешается в интересы Греции. Будет еще одна большая война.

– Да, англичане, похоже, всеми силами стараются рассорить нас с турками. Кстати, вы слышали, что наш с вами общий знакомец приказал долго жить на своем острове?

«Как он, однако, не любит называть вещи своими именами! – усмехнулся про себя Орлов. – Или это он мне указывает, как надобно себя держать?»

Весть о кончине Наполеона на Святой Елене, случившейся 5 мая, добралась в Кишинев совсем недавно, что и неудивительно, поскольку корабль с соответствующей депешей от губернатора причалил в Портсмуте только 3 июля. Британские и французские газеты скупо известили читателей о том, что «Буонапарте больше нет», зато господа литераторы уже плодят разнообразные сочинения, толкуя о жизни императора вкривь и вкось, поскольку в глаза его не видели. Пушкин вон тоже сочиняет о нем поэму. Хоть бы Инзов услал его куда-нибудь по делам службы…

Витгенштейн не задержался в Кишиневе, велев Орлову перед отъездом «принять надлежащие меры». И этот намек тоже был понятен. Но кем пожертвовать? Непенин останется командовать полком, как бы Нейман ни старался заменить его собою; тут уж уступить нельзя. Пожалуй, вот как будет лучше всего: Охотников получит отпуск по болезни, который ему в самом деле нужен, а начальство над школой для юнкеров примет майор Раевский. Он учился в московском Благородном пансионе, был при Бородине, получил золотую шпагу за храбрость, служил и в артиллерии, и в пехоте, и в кавалерии, пишет стихи не хуже Пушкина – кому, как не ему, устраивать дивизионную лицею? А Охотников, даст Бог, поправится в деревне у матушки на парном молоке. Вон Сергей Трубецкой, отпущенный лечиться