Пушкин и Гончарова. Последняя любовь поэта - Алексеева Татьяна Сергеевна
За четыре месяца, прошедшие с тех пор, как он в первый раз увидел Наталью Гончарову на балу у Йогеля, Пушкин выяснил об этом доме и его обитателях все. Ему рассказали и о хозяине дома Николае Афанасьевиче Гончарове, и о его супруге, и об их шестерых детях, и обо всех остальных родственниках. Александр знал, что Николай Афанасьевич тяжело болен и что болезнь его из разряда душевных, поэтому уже давно не появляется в обществе. Поначалу Пушкину рассказали, что с ума Гончаров начал сходить после того, как упал с лошади и сильно ударился головой, но позже до него дошел другой слух — что причина болезни отца Натальи — самое обыкновенное пьянство. Какое из объяснений было правдой, Пушкин не знал, но сильно подозревал, что верен второй слух. Слишком уж старательно, как он выяснил, Наталья Ивановна Гончарова скрывала все, что касалось здоровья ее мужа, слишком уж глубокой тайной было окутано все связанное с ним. Да и ее собственный жестокий нрав легко объяснялся именно пьянством супруга — Пушкин встречал такие семейные пары, хотя и не в высшем сословии. И теперь он испытывал по отношению к Наталье Ивановне не только обиду, но и сострадание. Хотя гораздо больше сочувствия вызывала у него младшая Наталья. Хотелось не просто всегда быть с ней, хотелось еще и помочь ей вырваться из семьи, в которой она была вынуждена жить в страхе перед собственным отцом. Да еще, наверное, каждую минуту опасаться сказать о нем что-нибудь лишнее и получить за это порицание от матери. Во всяком случае, во время их с Натальей коротких встреч на концертах в Благородном собрании у Александра создалось именно такое впечатление.
Но, для того чтобы помочь юной Гончаровой, Пушкину необходимо было заслужить расположение родителей, а это совсем не просто. Все их с Гончаровыми общие знакомые в один голос утверждали, что репутация у Пушкина, мягко говоря, недостаточно безупречна для того, чтобы быть принятым в их доме. Одни намекали на две его ссылки, дружбу с мятежниками и не совсем «дружеские» отношения с цензурой, другие — на его многочисленные дуэли, любовные похождения и, что еще страшнее, на слухи о них, которые щедро приписывали Александру намного больше побед над женщинами, чем было на самом деле. Все то, чем он так гордился, теперь выступало против него в самом важном для него предприятии. А таких фактов, которые понравились бы госпоже Гончаровой, в жизни Пушкина, можно сказать, почти и не было. Разве что какие-нибудь мало значащие мелочи…
«Надо было с детства быть пай-мальчиком, хорошо учиться, не разыгрывать учителей в лицее, не сбегать оттуда и закончить его с отличием! — выговаривал Александр сам себе после каждой беседы о Наталье Гончаровой-старшей. — Надо было идти на службу и делать там карьеру. И чтобы никаких эпиграмм, никаких шуточек, никаких вольнодумных разговоров, никаких сомнительных знакомств, никаких интрижек с дамами — только благонадежные друзья, только правильные речи! Тогда не было бы ссылок и вызовов на дуэль, не было бы выволочки от самого императора… И меня принимали бы у Гончаровых!»
Все эти мысли в очередной раз прозвучали у Пушкина в голове, и он, обернувшись, с тоской посмотрел на оставшийся позади скромный особняк. Если бы он с самого начала вел добропорядочную жизнь, то сейчас был бы там, внутри, сидел бы в гостиной Гончаровых и неторопливо беседовал с хозяйкой дома, а не бродил бы, как бездомный, под его окнами. Он бы дослужился до высокого чина, был бы достаточно богат, чтобы считаться завидным женихом, и суровая Наталья Ивановна с радостью приняла бы его предложение жениться на ее младшей дочери. Все бы радовались за юную Наталью, поздравляли ее с выгодной партией. И он, Александр, был бы самым счастливыми человеком в мире! Вот только… можно было при этом остаться самим собой?..
Пушкин живо представил себе такого «выгодного и благонадежного» жениха, со своим лицом, но с совершенно другими манерами, взглядом и речами, и в сердцах плюнул на землю. Такая жизнь ему бы тоже пришлась не по нраву. Пусть даже и с Натальей! Ситуация казалась ему безвыходной…
Особняк Гончаровых остался далеко позади. Александр дошел до конца улицы, резко развернулся и зашагал обратно. Может быть, кто-нибудь другой на его месте и счел бы ситуацию безнадежной, но он еще никогда не отступал, если ему нужно было добиться расположения женщины! Тем более не отступит и теперь! Ему, конечно, придется приложить очень много усилий, но когда его пугали трудности? Если существует возможность понравиться старшей Гончаровой, он ею воспользуется! Сегодня вечером, всего через пару часов, к этой цели будет сделан первый шаг. И если ему хоть немного повезет, то шаг немаленький — старый приятель Федор Толстой, более известный в обществе под прозвищем Американец, обещал Александру замолвить за него словечко перед грозной Натальей Ивановной и сделать так, чтобы его стали принимать в ее неприступном доме.
Правда, теперь тот способ, который Александр выбрал для того, чтобы на законных основаниях попасть в гостиную Гончаровых, и который поначалу казался ему очень хорошим, вызывал у молодого человека некоторые сомнения. Отправить в заветный дом человека с еще более сомнительной, чем у него, репутацией было не самым лучшим решением. Чего стоили одни только рассказы о его участии в кругосветном путешествии Крузенштерна! Никто не знал, чего в них больше, правды или вымысла, но истории об устроенных им скандалах и злых шутках во время этого плавания пересказывались в обществе до сих пор и не перестали быть интересными за двадцать с лишним лет. Не случилось бы так, что после рекомендаций Американца Пушкина вообще не захотят видеть ни Гончаровы, ни все остальное высшее московское общество!
С другой стороны — что Александру оставалось делать? Никто из более уважаемых знакомых не соглашался взять на себя эту миссию. Наоборот, большинство из них считали своим долгом отсоветовать ему знакомиться с Гончаровыми. А некоторые так и вовсе прямым текстом сообщали, что не будут рекомендовать его, чтобы им самим не отказали от дома. Толстой-Американец оказался единственным, кто был рад помочь приятелю и кто искренне желал ему счастья. Когда-то давно, много лет назад, у них едва не случилась дуэль, но они все-таки помирились и с тех пор стали друзьями. Пушкин был уверен, что может положиться на Федора, как на самого себя.
За порученное ему дело Американец взялся со всей присущей ему азартностью. Гончаровы, по счастливой случайности, относились к нему достаточно хорошо. Сам Федор предполагал, что они просто еще не успели узнать обо всех его похождениях, так как нечасто принимали гостей и не любили слушать сплетни. По этой причине, считал Толстой, им с Александром надо действовать как можно быстрее. «Пока им никто ничего лишнего про меня не наболтал! Иначе они меня к себе не пустят», — говорил он Пушкину, и тот был вынужден признать, что в этих словах есть резон. Если Федор не сможет хотя бы попытаться ввести его в дом Гончаровых, больше этого, скорее всего, не сможет сделать никто.
И вот теперь, после долгих приготовлений и репетиций, Американец должен был приехать в заветный дом и убедить его хозяев в том, что поэт Александр Пушкин достоин войти в их гостиную. Пушкин достал из внутреннего кармана часы и слегка вздрогнул: Федор уже там! Если только не опоздал, что при его необязательном характере тоже весьма вероятно. Хотя для Александра это стало бы ужасной катастрофой… «Пусть попробует опоздать! — мысленно обругал он своего приятеля, словно тот уже был перед ним виноват. — Если он все испортит, если его тоже перестанут принимать у Гончаровых, я… Я не знаю, что с ним сделаю!» Придумать достойную кару за столь страшное «преступление» Александру, впрочем, не удалось. Слишком уж сильно он волновался за успех мероприятия.
Он устал ходить пешком из конца в конец давно надоевшей ему улицы и присел на скамью. Однако долго сидеть на одном месте ему тоже оказалось не под силу. Как ни пытался Александр отвлечься от мучивших его мыслей о Федоре и матери Натальи, они возвращались к нему снова и снова. Вот Толстой подходит к парадному подъезду особняка Гончаровых, вот он звонит, вот ему открывают дверь, и он входит внутрь. Что будет дальше? Его проведут в гостиную, и к нему выйдет хозяйка дома… Пушкин тщательно изучил, как выглядит дом Натальи снаружи, но ни разу не видел его комнат внутри, поэтому дальше мог лишь фантазировать о происходящем. Воображение нарисовало ему просторную и светлую, но при этом не слишком уютную гостиную, в которой было чересчур чисто и все вещи лежали строго на своих местах. И обитатели этого дома, Наташа с сестрами и младшим братом Сергеем, тоже выходят в гостиную и рассаживаются каждый в предназначенное для него кресло, скромно опустив глаза и не смея лишний раз даже взглянуть на гостя… Хотя, может быть, все будет не так? Может, Наталья Ивановна примет Федора Толстого одна, посчитав, что звать детей для более близкого знакомства с этим немного странным человеком не стоит. Это, пожалуй, было бы к лучшему, решил Александр. А то еще ляпнет этот Американец что-нибудь лишнее при Наташе, с него ведь станется! Хотя ляпнуть что-нибудь не то он мог и разговаривая с Натальей Ивановной с глазу на глаз… Но Пушкин старался поверить в благополучный исход встречи и усиленно представлял себе мирную и уважительную беседу Федора со старшей Гончаровой. Они поговорят немного о какой-нибудь ерунде, о погоде или о последних новостях, а потом Толстой аккуратно — хоть бы у него получилось сделать это аккуратно! — переведет разговор на Пушкина. А Наталья Ивановна не прервет его после первых же слов о неугодном ей знакомом, а хотя бы из любопытства, свойственного всем, даже таким строгим и благонравным женщинам, дослушает гостя до конца. И пусть она не поверит Американцу полностью, пусть у нее останутся сомнения в том, что Пушкина можно пускать в дом, — главное, чтобы ее уверенность в его неблагонадежности поколебалась! После этого она уже не сможет с прежней легкостью отказать ему от дома. Если только Федор не допустит какой-нибудь роковой оплошности. Если у него все получится…
