Путь Абая. Книга третья - Мухтар Омарханович Ауэзов
«Искренен ли наш Абай, - или здесь какая-нибудь его хитроумная уловка? - мучились догадкой старшие абысын, Ка-ражан и Манике. - Поживем, увидим... Во всяком случае, если Абай развязал руки Такежану, пусть завтра же ахкем Такежан начнет раздел скота и пусть возьмет себе самую большую долю, зачем стесняться? Ежели они втроем решили, что самый старший брат должен править, то пусть крепче держит вожжи в руках!»
При следующем утреннем разговоре Такежан, волнуясь, объявил, что он, как старший, должен получить самую крупную долю наследства. Абай не воспротивился этому.
Затем обсудили, какие весенние и осенние пастбища, какие нагорные джайлау должны отойти Такежану, какие - Исхаку. Спросили, наконец, у Абая, не возражает ли он, и какие земли хотел бы получить? На что Абай ответил:
- Пока что я не собираюсь брать свою долю наследства Оспана - ни скотом, ни землями. Большой дом - это очаг нашего отца, нашей матери. Его надо сохранить, не разоряя. Я допускаю, что наследие может быть разделено, и каждому пусть будет определена его доля. От своей доли я тоже не отказываюсь. Но забирать ее теперь я не буду, пусть останется она пока в сохраненном Большом доме. А вы берите себе все, что хотите, и тут можете не оглядываться на меня. Однако родовое гнездо должно быть сохранено.
На том и разошлись в этот день, не приняв окончательного решения. Но у себя дома Такежан получил от Азимбая следующий совет:
- Отец, если Абай настаивает на своем, то так и скажите ему: добро, тогда я сам въеду в Большой дом. Хотя, если вы не решите, как вам поступить с Еркежан, ваши слова ничего не будут стоить. - Коварный Азимбай настолько осмелел, что позволил себе открыто вмешиваться в щекотливые дела родителей, давая им свои предерзкие советы.
И на третий день переговоров Такежан вышел на полную откровенность:
- Абай, Исхак, если вы и впрямь признаете мое старшинство, то выскажу вам вот какое свое мнение. Главным при разделении остаются зимовья. А в них у своих очагов сидят вдовы. После Оспана осталось три вдовы. И нас, аменгеров, три. И пока не решится вопрос, кто из нас кого возьмет, дело не сдвинется с места. Пожалуй, поговорим теперь об этих вдовах!
Исхак заранее был того же мнения. Абай тоже не сказал слов возражения. Даже молвил с еле заметной улыбкой:
- Говорите. Назовите каждый, кого выбираете.
Такежан мешкать не стал: сразу же назвал имя Еркежан.
Шубар наблюдал за всем этим, думая лишь об одном: «Что же Абай? Чего он хочет?» Были в недоумении и Ербол, и другие. Но Абай и на этот раз их всех озадачил: «Ты старший. Право первого выбора за тобой», - сразу подтвердил свое согласие.
На том дело с вдовами было решено. Так как Еркежан была старшей женой Оспана, то вопрос о наследовании главной доли наследства Такежаном необходимо было обсудить с нею. Шубару и Ерболу было поручено сходить к ней на переговоры.
Но тут неожиданно вмешался молодой Шаке, до сих пор присутствовавший на совете родственников лишь как молчаливый слушатель.
- Омай, почему надо разговаривать с одной только Ер-кежан? Разве нет еще и двух других вдов? Они не должны остаться в стороне!
- Ту-у! Нечего разговаривать со всеми тремя бабами! Мужчины могут решить все и без них! - сердито вскричал Исхак, никак не ожидавший столь неуместного выступления от молодого Шаке.
Но тот не сдавался:
- Не говорите так, Исхак-ага! Они же не совсем посторонние люди! Вы хотите делить их, как нечаянно свалившуюся на вас охотничью удачу. Разве они не люди, - каждая со своими желаниями и своей волей? Да и по возрасту они - не девушки на выданье, которым по семнадцать лет.
Шаке был одним из тех близких родственников Абая, для которых прославленный акын был человеком, достойным всяческого уважения. Два дня он молчаливо присутствовал на семейном сходе, на третий день почувствовал, что пришла пора и ему вмешаться. Доводы его были просты, понятны и убедительны настолько, что все - и даже Такежан, Исхак, Шу-бар - почувствовали себя смущенными и ничего не могли ему возразить.
Ербол подумал, взглянув на Абая, что эти слова могли бы прозвучать из его собственных уст, и поэтому смело поддержал Шаке:
- Барекельди! Правду говорит Шаке. Эти женщины всем нам известны как самые добрые невестки под этим шаныра-ком! О них можно сказать только все самое хорошее! Поэтому долг всех нас, сидящих здесь, поговорить с ними самым достойным образом. Решать дело надо только так!
Такежан посмотрел на Абая.
- А ты что скажешь?
- Скажу только одно: я против всякого насилия. Такежан, какое бы вы ни приняли решение, ты не можешь сделать это против их воли.
- Пусть так все и будет, - согласился Такежан. - Шубар, Ербол, ступайте к женщинам и передайте им наш разговор. Только обязательно доведите до них одно: этого требует путь шариата. Муж умер, аменгеры живы, и по адату должно быть так, чтобы вдовы выходили замуж за них... Первым делом, пусть каждая ясно выскажет свое согласие. Может статься, что они будут отнекиваться, кивая друг на друга, не желая первой высказать свое согласие. И здесь, я думаю, надо начинать с Торимбалы, она самая младшая, пусть выскажется первою и подает пример.
Шубар и Ербол отправились к вдовам. Но самая первая же из них, младшая токал Торимбала, озадачила посланцев от аменгеров. Она и слушать не захотела о том, чтобы ей первой решать и выбирать нового мужа. «Я младшая! Не желаю выскакивать наперед Зейнеп и Еркежан! Дам свой ответ только после них! А пока - и не заставляйте меня!»
После такого разговора пришли джигиты к Зейнеп. Учитывая первую неудачу, Шубар начал издалека, говорил пространно и внушительно, взывая к ее разуму, напоминая о древнем обычае аменгерства, льстя ее женскому самолюбию, говоря, что она является решающей фигурой в наступивших делах.
Но, слушая велеречивого Шубара, сидя к нему вполоборота, Зейнеп вдруг повернула к джигитам свое свежее, красивое личико и, не мигая, уставилась на них самым загадочным образом. «Е, а у нее такой вид, как будто она уже слышала все это! Может быть, за эти дни бабы собирались вместе и переговорили обо всем между собой? Если так, то она должна ответить, как Торимбала, и отослать нас к Еркежан!»
Но вот Зейнеп заговорила, - и опять у послов все
