Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов
Вот и сейчас этот рыжий скорпиончик опять не хочет спать, а хочет кричать и плакать. Давно уже наступили сумерки, в доме темно, а Дильда не зажгла лампу. Она опустила полог, постелила себе на полу, возле кровати, стеганое одеяло, улеглась на боку. А маленькая Гульбадан, только что принесенная из дома старших матерей, сидела в темноте на кровати и устроила неистовый ор.
В это время в дом зашел Абай, с ним еще несколько человек. Люди были с мороза, снаружи бушевал буран, одежда на них и шапки были закиданы снегом. Входя в дом друг за другом, они долго продержали дверь открытой и напустили морозного воздуху.
Очнувшись от шума и холода, Дильда приподняла голову с подушки.
Абай стряхивал у двери снег с шапки, стянув ее с головы.
- Дильда, ты бы свет зажгла, - сказал он. - И уйми эту неугомонную... или отнеси ее в тот дом.
Дильда зажгла лампу, подняла полог, постелила на торе одеяла-корпе для гостей, потом взяла на руки плачущую девочку.
Вошла в дом молоденькая розовощекая девушка, из прислуги, пошепталась с Дильдой и начала приготовления к чаю для гостей.
Гости были все нынешние друзья Абая, молодые джигиты -Ербол, Жиренше, Асылбек и Базаралы. Самый старший среди них - Базаралы. Он прошел на почетное место; усевшись, отдышался и затем невесело заговорил:
- Оу, Кудай. Кудай. Что за погода! Опять буран. Конца ему не видать. Что будет с людьми? Дошли до края, дальше некуда!
Базаралы велик телом и могуч, лицом он лучезарен, красавец собой. Сейчас в самом расцвете сил, нынче достиг своего тридцатилетия. Сидя в накинутой на плечи белой мерлушковой шубе, он тихо покачивал головой и озабоченно поцокивал языком.
Дильда поставила лампу на круглый стол, посреди комнаты, и мужчины сели возле огня.
Абай смотрится уже взрослым мужчиной, он раздался в плечах, выше среднего роста, крупной кости, плотного телосложения. От него исходит ощущение свежей силы и молодой энергии. Большая голова с высоким бледным лбом, слегка сжатым с висков, крупный нос с горбинкой, искрящиеся глаза с большими черными зрачками, яркими белками, сохранили чистоту юности. Широкие дуги бровей, умный, проницательный взгляд красивых глаз - лицом он заметно отличался от остальных, в нем чувствовалась высокая духовная порода.
Над сочными губами темнел пушок молодых усов. Абай не выглядел писаным красавцем, но это был видный, умный, привлекательный джигит.
Он и его друзья, обретя в этот ненастный вечер убежище вокруг теплого очага, собирались провести время с приятностью. Однако печальные слова и вид Базаралы заставили друзей смолкнуть и призадуматься. Три дня уже молодые джигиты вместе разъезжали по степи, Базаралы присоединился к ним только этим вечером, спустившись со стороны гор. Оттуда, где находилось большинство родовых зимников, с множеством народу. Абай хотел знать о состоянии их дел и расспрашивал у Базаралы:
- Что, джут24 охватил всю округу? Или проходит местами? Насколько широко он распространился?
В ожидании ответа джигиты моложе уставились на Базара-лы.
- Большой джут не делает выбора, бьет сразу по всем. Никого не жалеет. Когда мы говорим «народ», мы говорим про всех. Всем сейчас тяжко, мои родные. Проклятый буран свирепствует третьи сутки, ни на миг не прекращается. А ведь уже поговаривали, мол, «скоро зиме конец», завершается апрель, май на носу. А что вышло? Лютая стужа как в январе-феврале, и этот ужасный буран. Что делать? - Так говорил Базаралы, не скрывая своего огорчения и тревоги.
- При джуте, понятно, гибнут овцы. А как обстоит с крупным скотом? Есть надежда сберечь хотя бы коров и лошадей? -спрашивал Жиренше, думавший о возможности спасения хотя бы части скота.
- Оу, ты разве не знаешь, что лошади и овцы - основной скот в Тобыкты? А насчет коров, я тебе скажу, что они даже слабее истощенной овцы. Да и верблюд, оказывается, не устоит против джута. Так что есть угроза народу потерять весь свой скот.
Весь долгий вечер разговор джигитов за чайным кругом велся об этом: о тяжком положении людей Тобыктинского края. И не только о массовом падении овец и гибели крупного скота. Слышно стало о зловещих признаках голода в дальних аулах, особенно среди бедного населения. Базаралы видел множество людей, ослабевших от голода, бредущих в поисках воды-пищи к зажиточным аулам, у которых было заготовлено достаточно мяса на согым. Да и в Жидебай уже приходили люди, просили в доме у матерей Абая и по всему аулу что-нибудь из еды: немного мяса, пшена, проса. Помощь, конечно, они получили. Среди них были и старики, и старухи, еле волочившие ноги.
Прозвучал вопрос Абая, безжалостный и суровый: «Выживут ли люди при таком джуте? И кто может чувствовать себя более или менее уверенным?» На что Базаралы ответил:
- Наверное, из всех наших аулов выживут очень немногие. Живых будет так же мало, как мала звездочка на лбу коня. Но аулы родов Иргизбай, Котибак, Жигитек, Бокенши, которые захватили добротные зимовья, большие угодья под пастбища, пока еще могут быть уверенными.
- Особенно аулы Иргизбая. У них самые приличные зимовья. И достаточно запасов сена, заготовленных с осени, - сказал Ербол, в поездках своих получивший возможность убедиться в этом.
- Япырай, мой Абайжан! Ты только один осмелился высказать то, что давно волнует людей! - потеплевшим голосом произнес Базаралы.
Эти джигиты были верными, истинными друзьями Абая, с ними он мог поделиться самыми сокровенными мыслями. И первый из них - преданный друг Ербол, с кем он был неразлучен в течение последних пяти-шести лет. Через него Абай сблизился с Жиренше и Асылбеком, с ними он часто встречался в последние лето и зиму. Кунанбай же, со своей стороны, отнюдь не приветствовал дружбу сына именно с этими джигитами. Несколько раз он за глаза резко осуждал сына: «Вот он, окружает себя волчатами из враждебных родов! Зачем? Не мог найти себе других друзей!»
Абай же с некоторых пор, осуждая
