Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов
Еще раньше, при разговоре о Чернышевском, Абай спрашивал у него: «Если бы Чернышевский попал в ссылку к нам, то, увидев нашу жизнь, что посоветовал тем из нас, которые уже кое-что начали понимать и захотели выйти из кочевнической спячки?» Вспомнив об этом, Михайлов теперь сказал:
- Конечно, будь здесь на моем месте Чернышевский, он, возможно, совсем не одобрил мои советы. Возможно, с его точки зрения, мои просветительские идеи подсказывают вам недопустимо медленный путь развития. Однако меня заставляет так говорить историческое положение вашего народа: ведь вы еще не вышли за пределы кочевой цивилизации... Чернышевский основную надежду возлагал на остро отточенный крестьянский топор, но для вашего народа, не прошедшего пути просвещения, путь восстания не мог бы привести ни к какой цели, потому что ее попросту нет. А кровавый мятеж не может являться этой целью!
Абай охотно поддержал слова Михайлова.
- Я вас понимаю, Евгений Петрович. Не прорасти зимой семенам, брошенным в промерзлую землю. Вы полагаете, что не все семена, брошенные Чернышевским на нашу кочевническую землю, могли бы взойти?
Михайлов оценил тонкую восприимчивость живого ума Абая.
- Чернышевский с его остро наточенным топором всего лишь одна подсказка среди многих в нашем человеческом мире бытующих. Но уверен, что применительно к вашим обстоятельствам он такого совета не дал бы. А какой бы совет дал - того я и сам не разумею, Ибрагим Кунанбаевич. Слишком мало я разбираюсь в вашей жизни, толком еще не знаю вашего народа. Но то, в чем я совершенно уверен: самый верный путь борьбы за счастье народное - дорога познания, путь просвещения.
Эти слова Михайлова вновь показались его собственными словами. Абай был глубоко признателен другу за его могучую поддержку. Она придала Абаю больше уверенности.
В конце разговора Михайлов стал расспрашивать Абая про его детей, обучавшихся в ауле в мусульманской школе. Сообщив, что двое старших сыновей, Абиш и Магаш, а также дочь Гульбадан уже закончили начальное обучение, Абай поделился с Михайловым своей давнишней мечтой - обучать их дальше на русском языке и попросил по этому важному вопросу совета у друга.
- Для начала надо, чтобы детишки пожили в русской семье, - сразу же посоветовал Михайлов. - Тогда они очень быстро научатся понимать и разговаривать по-русски. Потом надо определять в школу. Везите их сюда, мы что-нибудь придумаем. Только давайте договоримся с самого начала: пусть ваши дети учатся не для того, чтобы стать чиновниками и жить в городе. Пусть каждый из них хорошо усвоит мысль: «Я учусь для себя! Я первая ласточка! Я вырасту, выучусь и принесу знания своему народу!»
Абай вдруг увидел своих сыновей, Абиша и Магаша, выросшими и похожими на таких людей, как Михайлов. Образованных, с благородными манерами, одетых не в тобыктинские чапаны и саптама, а в городские одежды. Уверенных, смелых и свободных, охотно склоняющихся над книгой. Кто-то из них будет, возможно, носить очки или пенсне... Они - заступники народа, головные всадники в колонне молодежи нового поколения. Счастливая будущность! «Только бы дожить до этого светлого времени! Только бы успеть сказать им: я состарился, ухожу, но я ни о чем не жалею, глядя на вас, дети мои! Дело мое передано в ваши руки. Я счастливейший из отцов.»
Пришел новый гость, невольно прервав грезы Абая. Это был адвокат Андреев, с кем он тоже встречался почти каждый день. Андреев пришел с новостями из уездной канцелярии. Новости касались всего большого Тобыкты, и он считал нужным сообщить их Абаю. Оказывается, не только канцелярия уездного акима, но и канцелярии областного «жандарала» и мирового судьи завалены жалобами, приговорами, неисчислимыми ябедами и доносами старейшин, баев, родовых аткаминеров, аульных старшин и рядовых тобыктинцев. Все бумаги были с тамгой - с оттисками пальцев жалобщиков. Жалобы оказывались самые разные, порой просто невероятные, чудовищные -от обвинения в поджогах, в набегах на аулы до приговора «о доведении беременных женщин до выкидыша».
- Вы представить себе не можете, Ибрагим, что сейчас творят ваши волостные и их помощники, и пятидесятники, и бии - все, кого вы в свое время привели на выборах к власти, - говорил Акбас Андреевич. - В этом году состоятся новые перевыборы, вот и стараются, наверное, показать свое усердие перед уездным начальством.
Михайлов, долгое время работавший в канцелярии «жан-дарала», хорошо знал, что большинство жалоб и приговоров являются ни чем иным, как самой откровенной клеветой и бессовестными наветами. Он как-то говорил Абаю: «Русская административная власть развратила киргизов, в степи всюду воцарились такие порядки, когда без взятки или подарка никакое дело не решается. Ложные доносы стали обыкновением. Порядки русских канцелярий и департаментов совершенно не подходят для ведения казенных дел в степных волостях. Между народом и властями образовалась непреодолимая пропасть, взаимное непонимание и недоверие, а то и прямая вражда и ненависть. И в результате всего киргиз стал считать, что солгать перед властями и перед законом - ничего не стоит, а возвести ложное обвинение - это всего лишь дело сутяжного искусства!
- На кого жалуются? - спросил Абай.
- Все жалобы - на волостные власти. Как раз на тех, которых вы с Лосовским провели на прошлых выборах. И если мне не изменяет память, вы уверяли, что эти люди будут друзьями народа! - иронически улыбаясь, отвечал Андреев. - Мне кажется, что в этой огромной куче лживых жалоб есть только одна, требующая серьезного внимания. Это жалоба от жатаков. Они как-то приезжали ко мне, просили заступиться. Мол, управители ложно обвиняют их, а сами творят над ними насилие.
- И в чем обвинение? - спросил Абай.
- Обвиняют жатаков в воровстве.
- Кто обвиняет? - спрашивал Михайлов.
- Как раз те, на кого подали жалобу бедняки.
- И эти тоже из тех кандидатов, которых рекомендовал Ибрагим Кунанбаевич?
- К сожалению, да.
- Что
