Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов
Вскоре после джута аул Жидебай был полностью избавлен от ухода за лошадьми: Кунанбай велел отгонять косяки на Чингиз и полностью взял на себя все заботы о них.
Но вот уже вовсе потеплело. Проклюнулась первая зелень в степи. О прошедшем джуте и страшном море теперь напоминала только густая трупная вонь, отравившая воздух вблизи Жидебая. Сотни гниющих палых животных валялось на пастбищах вокруг аула, создавая угрозу заражения какой-нибудь страшной болезнью. Опасаясь этого, Улжан повелела аулу быстро уложиться и откочевать подальше от зимников, перебраться в другие места на свежий воздух и жить в юртах. Но имено в эти дни занемогла старая Зере.
Болезнь старенькой матери, только начавшись, сразу же резко пошла на обострение. Она слегла, силы быстро покидали ее, она лежала с закрытыми глазами, тяжело дышала.
Сильно встревоженные Абай и Улжан не отходили от Зере, ухаживая за нею. Они старались не допускать посторонних до больной, чтобы не утомлять ее. На вторую ночь Улжан стала терять надежду на выздоровление свекрови. Даже не посоветовавшись с Абаем, она послала человека в Карашокы. Под утро Зере пришла в себя, открыла глаза и в последний раз взглянула на сноху и любимого внука, которые сидели перед ней после ночи бдения. Абай с надеждой, пристально всмотрелся в ее глаза. Угасающая старенькая матерь показала взглядом, что хочет что-то сказать. Абай этого не понял, но поняла Улжан. Тогда оба они пригнулись к ней и стали слушать. Зере начала шептать...
Хотя силы ее покинули, но разум был ясен, только голос ее был слишком слаб.
- Сумела ли я... показать вам что-то хорошее в жизни... Научила ли... заветным словам, когда могла говорить и слышать. Не знаю. Теперь что поделаешь. Ничего. Сил больше нет. Чего смотрите на меня? Чего ждете? - Так сказала матерь многих перед своей кончиной, мучительно напрягаясь, затем смолкла. Глаза ее закрылись.
Никто уже ничего больше не ожидал услышать от нее. Абай приложил обе руки к груди и почтительно склонился у головы бабушки. Потом выпрямился, взял ее руки в свои и, плача, нежно прижал их ладонями к своим щекам. Потом поцеловал эти маленькие дряхлые руки, и несколько капель его слез упали на ее прозрачные ладони. И тут старушка снова открыла глаза и шепотом сказала:
- Жаным. карагым. солнышко мое. единственный. -Посмотрела в сторону Улжан, прошелестела едва слышно: -Береги. мать!
Потом замолчала, отдыхая, и вновь заговорила слабым шепотом:
- Один у меня сын. Слава Аллаху, он сможет. пусть бросит горсть земли на мою могилу.
Эти слова она произнесла очень внятно и отчетливо. Закрыла глаза и больше не сказала ни единого слова. Абай сразу понял, что это она говорила о Кунанбае. И Улжан, когда она говорила, кивнула головой, обещая: «Все поняли. Исполним».
Любимая, почитаемая всеми матерь рода Зере скончалась, не дожив до рассвета нового дня.
Безмолвные, опустошенные великой скорбью, не отводя печального взора от лица усопшей Зере, сидели возле нее Абай и Улжан. Погруженные каждый в свое горе и в свои думы о только что ушедшей в иной мир старой матери, до утра не перемолвились они ни словом, отрешенные от всего окружающего мира и друг от друга.
В жизни Абая это была первая смерть близкого человека. Лицо умершей Зере, покрытое смертной бледностью, застыло в благостном покое. Казалось, что, наконец, она достигла того, к чему стремилась всю жизнь. Смерть для нее была не мучительным уходом из жизни, а блаженным объятием вечного покоя.
С восходом солнца были направлены гонцы-вестники во все окружающие Жидебай аулы. Очень скоро пришли стар и млад, привели детей. Снохи, молодки - вся женская часть дома горевала тихо, не шумно, проливая молча слезы. Пришли опечаленные соседи, чабаны - все скорбели молча, лишь тяжело вздыхали.
Еще до обеда успели прибыть родственники из Карашокы, с Чингиза. Первыми с утра подъехали Кунанбай, Кунке и все их домочадцы. К полудню прибыли посланцы всего Иргизбая. Хотя и восприняли смерть Зере как великое горе всего рода, но люди не оплакивали ее шумно, не голосили. Совершали все обряды в благопристойной тишине.
На следующий день, к часу отправления жаназа, заупокойной молитвы, прибыли полностью и те пятьдесят соседей-бедняков, что спасались во время джута в доме Зере. Ее похоронили со всеми полагающимися почестями при стечении огромного количества людей из самых разных аулов округи.
Кунанбай и Кунке и остальные родственники оставались до семидневных поминок в Жидебае.
Абаю было тяжко от такого столпотворения в связи со смертью, похоронами бабушки и последующими обрядами. В дни скорби Абаю ни с кем не хотелось общаться, и он стал вслух читать Коран, исполняя обязанности муллы. В продолжение траурной недели он прочитал весь Коран два раза. И однажды в обеденную трапезу Кунанбай ему сказал:
- Ты что-то медленно читаешь Коран.
Абай ничего не ответил. Делая свое замечание, Кунанбай имел в виду, что другие муллы на похоронах читают быстро, скороговоркой, и успевают за неделю повторить Коран и по три-четыре раза. Но Абай не стал объяснять, почему он читает не спеша, хотя мог бы читать и скоро. Чтобы на душу бабушки снизошла Божья милость, Абай решил читать Коран с самым искренним чувством, не торопясь, проникаясь глубоким благоговением к священным словам. А порой он смолкал, подолгу задерживался над некоторыми сурами, проникаясь новым их смыслом, вдруг открывавшимся ему. Такое чтение было выражением его благоговейного отношения к душе почившей бабушке. Проявлением сыновней скорби по ее священному успению. Его молитвой и выражением бесконечной благодарности и признательности бабушке за ее жизнь, за ее материнскую любовь, доброту и великую человечность.
За семь траурных дней, в минуты, когда Абай оставался в доме наедине с матерью Улжан, она многое рассказала ему о своей жизни рядом с Зере. И Абай слушал ее с радостным, благодарным чувством.
- Твоя бабушка, светлой памяти, была истинно добродетельной матерью! Если бы не ее мудрые наставления и добрая забота, я стала бы, наверное, забитой, мелочной, жестокосердой хозяйкой этого дома. Мы с тобою, сынок, оба в неоплатном долгу перед нею. Нам теперь уже остается возносить благодарность святому ее аруаху. Воздадим, как должно, все почести нашей доброй матери!
И только теперь Абай впервые заметил, как сдала и постарела его родная матушка. На ее добром, милом, бесконечно дорогом для него лице читались следы тяжелых раздумий, тайных печалей и горестей.
